Александр Бураков - Восемь минут

Я прохожу одну, вторую, третью улицу. Небоскребы настолько высоки, что я даже почти не виду черного неба. Дома забиты светодиодными лампочками, и откуда только у них столько энергии? Наконец, после длительного пути я достиг своей цели – одного из самых высоких зданий во всем городе – коммуна "Ясность".

Полдевятого, проверяю по часам. Что ж, должен успеть. Прохожу в переднюю дверь. Передо мной широкий коридор, футуристичая мебель, расставленная по бокам для ожидающих, на полу вымощена какая-то дешевая плитка, на стенах то и дело прилеплены плакаты, пропагандирующие трудолюбие. На другом конце коридора я замечаю стол и сидящего за ним человека.

– Не подскажете, Ян Стиловс сейчас дома?

– Сейчас проверю, – с глубоким чувством лени говорит работник, – а кто спрашивает?

– Знакомый, – коротко говорю я. Человек начинает копаться в компьютере.

– Он дома, комната триста четырнадцать, семьдесят восьмой этаж.

– Спасибо.

– Учтите, посещения до девяти часов, позже коммуна закрывается.

– Хорошо, я успею уйти, – с этими словами я направляюсь от стола к лифту. По пути размышляю о такой организации, как коммуна.

Смысл ее существования в том, чтобы содержать рабочую силу, которая может вырабатывать электричество, а также работать на продовольственных производствах, за что собственно работники и будут получать деньги, а также крышу над головой. Стоит признать, довольно интересная система. Но она требует жесткого подчинения, да и совсем не приветствует творческий подход жизни. Оказавшись здесь, ты добровольно становишься рабом, пусть и рабом денег. В девять отбой, в шесть подъем. И работа занимает от активного дня больше десяти часов. Понятия не имею, куда смотрят их профсоюзы. Такая жизнь явно не по мне, когда-то я пытался устроиться сюда, но завалил тест на психологическую принадлежность к работникам коммун.

К моему удивлению, лифт едет только до семидесятого этажа из девяноста возможных. Ян живет на семьдесят восьмом. Что ж, придется потом еще немного пройтись. Я захожу в лифт. Он большой и просторный. Его стены отражаются металлическим блеском, а на противоположной выходу стене висит плакат "Работа на благо коммуны – долг каждого ее члена". Этот плакат – прямая пропаганда режима труда. Как же я терпеть не могу это.

Я приезжаю на семидесятый этаж, дальше предстоит идти пешком. Пройдя несколько пустых этажей, я, наконец, оказываюсь у цели. Все этажи до семьдесят восьмого оказались, как их здесь называют, "призрачными". Они свободны, пустуют, дожидаются новых хозяев. Сейчас эта коммуна находится в самом расцвете, так что ждать работников им предстоит недолго.

Иду прямо по коридору в поисках номера триста четырнадцать. Кажется, это на другом крыле. Все люди здесь вооружены, мужчины и женщины. Все они в темных одеждах и хранят полное молчание.

Замечаю номер триста четырнадцать. Перед входом стоят два здоровяка:

– Ян Стиловс здесь? – спрашиваю я.

Один из них, вероятно, более опытный, начинает допрашивать меня:

– Зачем он вам нужен, из какой вы комнаты?

– Я его старый знакомый. Я пришел по важному делу, позовите его.

– Он сказал никого не впускать. Босс устал, только пришел, так что идите отсюда, пока все в порядке.

Разгоряченный происходящим, я намерен начать стучать в дверь. Но, вдруг она открывается.

– Рэм! Ты ли это, или мне показалось?

– Да, я. Скажи своим людям, чтобы пропустили меня.

– Немедленно впустите его. Еще раз такое повторится, вылетите с работы и из коммуны тоже. Следующий раз, когда кто-то придет, вы должны немедленно доложить мне об этом, – грозным тоном начальника приказывает им Ян, кажется, он занимает здесь важную должность, – идите по своим номерам. Охранники отходят от двери и теряются где-то в глубине коридора; я прохожу в номер триста четырнадцать.

Комната здесь приличная. Сразу видно, в коммуне Ян на большом счету: красно-коричневые обои с золотым узором, дорогой паркет, все залито светом, а главное – большое количество электроники: микроволновая печь, посудомоечная машина, три холодильника, даже долбанный тостер есть. Это все сейчас по-настоящему трудно достать, но еще дороже содержать. Она не особо производится, в в массовых масштабах и вовсе нет, поэтому и стоит кучу денег. Приходится довольствоваться тем, что мы успели купить раньше. Большие окна открывают вид на город, раскрывая его перед смотрящим во всей ночной красе; он ярко мерцает, завораживая и усыпляя одновременно.