Наталия Шитова - Дерзкая

Парень перестал осматривать раны своей подруги, запахнул на ней одежду и осторожно опустил тело на мостовую. Рука его снова потянулась к оружию. Взгляд стал сосредоточенным и собранным. Вынув из‑за пояса новую обойму, он хладнокровно перезарядил пистолет. Бросив взгляд на мёртвую, он вдруг снял с правой ладони серебряный кастет и надел его на руку девушке, перевернув его в виде браслета. Он встал и сделал несколько нетвёрдых шагов в ту сторону, где, скрытый ночной тенью, стоял его враг, убийца.

Убийца оторвался от ствола липы, прошёл немного вперёд, неторопливо убрал свой пистолет в поясную кобуру. Ещё бы ему бояться измотанного, искусанного человека, убитого горем. Он сейчас даст знак своим псам, и они разорвут его на бесформенные куски мяса, из которых будут торчать обломанные кости…

Парень шагнул ещё, но боль в израненных ногах не дала ему сделать больше ни шага. Он упал, как мог быстро встал на колени, сел и, подобрав под себя окровавленные ноги, приготовился отразить нападение; Убийца послал сигнал, и псы всей ненасытной кучей кинулись на беззащитного парня. Ведь его пистолет не мог причинить им существенного вреда, а свой браслет он отдал девушке, потому что больше ничем другим уже не мог с ней поделиться.

Удовлетворение и торжество появилось на лице бородатого убийцы. Он думал, что теперь‑то его цель достигнута. Теперь он расправится с парнем, столько раз мешавшим ему, а с телом девушки он сделает то, что привык делать с теми, кого убивал: он научит её превращаться в собаку, и она будет носиться по ночным улицам, выслеживая добычу… А может быть, он и не станет использовать ее тело, бросит его на съедение одичалым псам‑людоедам, которые вернутся на аллею после ухода своих неживых сородичей. Зачем ему тело, даже если при жизни оно было привлекательным? Ведь он освободил её душу, а кроме души, которую он зовёт сознанием, его мало что интересует. Он хочет, чтобы сильное сознание, жившее в теле этой юной девушки, стало его безусловным соучастником во всех планах. Он самодовольно просчитался. Лучше бы ему по‑прежнему использовать для своих затей брата‑оборотня, которому он забил голову своими теориями и полностью, или почти полностью, подчинил.

Уже несколько секунд псы, ворча и воя друг на друга, толпились над парнем. Он успел сделать несколько выстрелов, но один из псов, прокусив парню руку, держащую пистолет, заставил его бросить оружие и откинул его лапой куда‑то далеко. Убийца мог праздновать победу.

Нет, хватит! Я сосредоточилась на копошащейся своре внизу и приказала им разбежаться, поджав хвосты. Эффект был поразительный: визг, писк, вой. Они разлетелись, словно каждый из них проглотил кусок серебра.

Парень зашевелился, но все, что было ему теперь под силу, это приподняться на локте и смотреть на своих мучителей. Было видно, что несмотря на своё плачевное состояние, парень ещё способен воспринимать события: было также заметно, что он удивлён неожиданным отступлением оборотней.

Убийца был удивлён не меньше. Его приказы не возымели действия. Я поставила заслон. Убийца топал ногами и кричал, словно приказ словом сильнее должен был подействовать на свору. Не добившись ничего, он лихорадочно расстегнул кобуру, дрожащие от негодования руки дрожали и не слушались его. На ходу передёргивая затвор, он побежал на место событий, чтобы просто пристрелить несчастного парня, как до этого он поступил с его подругой.

Парень, приподнявшись на локте, с ненавистью смотрел на приближающегося врага. Если ему и было страшно, то он не чувствовал этого, охваченный ненавистью.

Убийца поднял руку с пистолетом.

Ты хотел простой и быстрой победы, да, Извеков?! Ничего у тебя не получится! Ты не сможешь нажать на курок, потому что я этого не хочу. Не хочу. Я хотела бы, чтобы ты когда‑нибудь понял, что ты сейчас сделал с этими людьми. Нет, ты не поймёшь. Твой извращённый разум не в силах понять этого. Тогда хоть помучайся немного.

Извеков выронил свой пистолет и схватился за голову. Ему было слишком больно, чтобы он был в силах думать о чем‑нибудь, кроме себя. Никогда в жизни не испытывал он ничего подобного. Никогда не доводилось ему напарываться на кого‑нибудь, способного оказать ему ощутимое сопротивление. Безнаказанность слишком расхолодила его. Я видела, как искривился в страшной гримасе его рот, он выкрикивал проклятья. Он не привык просить пощады, он даже не знал, какими словами следует это делать. Мне ещё предстояло научить его этому. Хорошенько научить.