Денис Грушевский - Добро с кулаками

Бибиба-Рокфеллер, стоял и слушал. И стало Бибибе-Рокфеллеру очень печально и одиноко.

— Эй, мистер! Пора продавать этого нигера. Купите сначала и можете балаболить с ним хоть ночи напролёт, а пока извольте, — обратился аукционист к Гарри Финчеру.

— Одну секунду! Меня интересуют рабочие навыки нигера, одну секунду! — ответил Гарри Финчер, и в последний раз обратился почти шёпотом к Бибибе-Рокфеллеру. — Всё, что не делается, всё к лучшему! Запомни эти мои последние тебе слова. А теперь прощай, мне ещё тебя новому хозяину вручить необходимо. Пока! — С этим загадочный Гарри Финчер и вернулся в толпу белых покупателей.

Начались торги за Бибибу.

— Дамы и господа! Изюминка сегодняшнего аукциона! Так сказать, ложка мёда в бочке дёгтя! — начал снова распаляться аукционист. — Нигер, рождённый на материке! Нигер, с детства приученный к туалету! Нигер, с детства работающий на плантациях! Черномазый владеющий языком. Детишек своих можете смело ему доверить. Послушный и не понаслышке знающий вкус плётки. Встречайте, по документам не кто иной, как Бибиба! Сами понимаете такой в данном случае необыкновенный нигер, и стоить будет необыкновенно. Начальная цена этого лота две тысячи долларов. Кто больше господа?

— Две тысячи сто! — тут же вступил в торги загадочный Гарри Финчер.

— Две двести! — прогремел Джон Эсквайр.

— Две тысячи триста! — не уступал Гарри Финчер.

— Две тысячи триста двадцать, — попробовал вступить в торги Уильям Дороти.

— Две тысячи триста пятьдесят, — немного сбавил обороты Эсквайр.

— Две тысячи триста пятьдесят — раз! — после небольшой паузы подключился к процессу аукционист. — Ну же господа! Кто больше? Не простой ведь нигер! — Две тысячи триста пятьдесят — два!

— Две тысячи триста семьдесят! — выкрикнул Гарри Финчер.

Джон Эсквайр полез за кошельком. Пересчитав наличность, оказалось, что у Эсквайра всего осталось две тысячи триста семьдесят два доллара. Уж очень не хотелось сдаваться, и практически безнадёжным голосом Эсквайр крикнул:

— Две тысячи триста семьдесят два доллара!

Кто-то из толпы даже засмеялся над такой нелепой ставкой. Однако на удивление случилось необъяснимое. Со словами:

— Я сдаюсь! — Загадочный Гарри Финчер развернулся и побрёл прочь от аукциона.

— Две тысячи триста семьдесят два — раз! Две тысячи триста семьдесят два — два! Две тысячи триста семьдесят два — три! Продано! — только что и оставалось сделать аукционисту, так как более никто в торги не вступил. — Поздравляю мистер, нигер что надо! Не пожалеете.

— Хватит словами бросаться, давай его уже сюда, — отвечал Эсквайр, параллельно рассчитываясь и оформляя бумаги.

А далее несчастного пока ещё Бибибу-Рокфеллера вместе с купленной негритянкой привязали к повозке и погнали навстречу безрадостному неизвестному будущему. Аукцион был завершён. Белые господа, прикупившие и не прикупившие себе немного нигеров, разъезжались по своим усадьбам. Закончилась и ярмарка, спустя три десятка лет которой, в один из дней весеннего равноденствия одному пожилому негру беспокоилось уже с вечера. Непонятная тревога и волнение охватывали сердце и продолжались до полуночи. А пополуночи наступало прозрение и осознание истины, от которой хотелось выть волком на луну. Но не себя жалел равную дню ночь старый негр, не своя исписанная плетью вдоль и поперёк спина, и неправильно сросшиеся после переломов кости, нагоняли тоску и печаль. Поступки, свои собственные неправильные, злые поступки, увиденные ясно, без оков и оправданий разума, вот что давило и казалось нет ничего на свете страшнее и могущественней этой силы. То было искупление.