Денис Грушевский - Добро с кулаками

Как-то раз, увидела Эля по телевизору о предстоящей презентации новой книги Хоботовым Олегом, писателем, публицистом, историком и депутатом государственной думы. Презентация должна была состояться в доме книги на улице Лермонтова. Сжалось сердце у бывшей красавицы и стало на душе ещё тоскливей, как если бы осознала она, что упустила что-то настолько дорогое, настолько важное и упустила навсегда и безвозвратно. Два дня прошли в мучительных раздумьях, идти или не идти. Узнает ли? Что сказать ему? Как оказаться рядом и заговорить? И вот на третий день, день презентации, Эля с шести утра приводит себя в порядок. В девять часов она уже в салоне красоты и три часа кряду не выходит оттуда. Надето лучшее платье и самые дорогие туфли. Презентация началась. Издалека в толпе стоит и слушает Эля родной когда-то голос. Смотрит на практически неизменившегося внешне, ставшего только весьма солидным Олега. Слушает и дивится тонкости ума, да величине и глубине познаний писателя. Презентация заканчивается через полтора часа, Олег раздаёт автографы на своей новой книге. Эля не расходится со всеми, и ждёт ещё около тридцати минут на улице. Наконец-то выходит он, выходит в сопровождении двух молодых парней, и направляется в шикарный автомобиль.

— Привет Олег! Узнаешь меня? — дрожащим на ветру голосом, почти шёпотом кричит та самая красавица Эльвира.

— Привет! Узнаю, с памятью у меня всё в порядке, — отвечает Олег, но как-то безрадостно и безучастно, лишь на секунду задерживая скорость шага.

— А ты Олег совсем не изменился, — не зная, что сказать для продолжения беседы, робко роняет Эля.

— Да и тебя мать, годы совсем не пощадили! — отвечает Олег, запрыгивает со своим сопровождением в автомобиль, после чего бывает таков.

И как всегда бывает, всё самое умное и логичное для ответа и поддержания беседы родилось потом, почти сразу же, как Олег уехал. Да вот только умчались те самые уши, что раньше жадно ловили каждое слово. Некому слушать запоздалое Эльвиры остроумие. Нет более этих ушей рядом.

А дальше… А дальше слёзы!

Не будет далее интересно описывать все последующие действия, по наведению порядка в мире, дедушки Рокфеллера, его многочисленного семейства и стоявшего за ними клана из ста пятидесяти четырёх семей. Справедливости ради стоит отметить, что и семейство Ротшильдов уже со своим кланом за спиной, а также самые тайные теневые указатели, все до единого приняли участие в этом самом наведении. При этом были полностью сданы все активы, а позднее получилось и кое-какое подобие публичного покаяния. Всё это тягомотно, небыстро, а главное простому смертному неинтересно. Каганат мировых банкиров испарился навсегда, подобно дымке, от пожара разнесённой по ветру. Главное ведь результат. Но вот что действительно имело место быть, так это два лишних обещанных годика жизни, правда, проведённых в кровати из-за инсульта. Никуда не исчезли и обещанные пролежни, про них не забыли тоже. И как только лучшая в мире медицина с ними не старалась совладать, искоренить полностью пролежни не представлялось ну никакой возможности. Сутки за сутками валялся совсем жалкого вида старичок на огромной кровати, вертел головой, справлял нужду в утку и систематически отдавал приказы. Да-да, приказы. Дело в том, что инсульт парализовал всё тело по плечи и только лишь самую капельку мозг, но мозг восстановился в течение месяца. Каждое утро на кровать прилетал Гусар, и хитро косясь, прогуливался рядом. Не оставлял Гусар Джона и в течение всего дня, ревностно следя за правильностью отдаваемых приказов. Однако теперь если Рокфеллер ошибался, попугай не клевал того до крови за нос, не откусывал родинку на шее, и не бил что есть силы клювом в лоб. Гусар сменил тактику и по-гусарски не имел никакого права трогать лежачего и больного. А поэтому только кричал, в ухо да возмущённо хлопал крыльями. Этой меры воздействия с лихвой хватало, и старик всегда тут же поправлялся. Получилось так, что времени у Джона оказалось очень много для раздумий и совсем мало одновременно. Ну что такое два годика? Пролетели как один день. И вот однажды утром Гусар не прилетел. Не появился он и в обед. С обеда Рокфеллеру начал светить в глаза солнечный зайчик. Куда бы старик ни наклонял голову, в какую сторону не поворачивал, зайчик всё равно находил глаза и нещадно в них бил. Было это удивительно, прежде всего, тем, что занавески полностью скрывали окна. Приходилось жмуриться. Глаза всё равно слезились, и жмурился старик аж до полседьмого, а в полседьмого зажмурился в последний раз и сам превратился в жмура. Великий комбинатор, глава клана Джон Рокфеллер сбросил с себя путы, державшие его в этом каменном старом теле. Сбросил и полетел в неизвестность, но полетел без страха. Много всего передумал Рокфеллер за последние годы, много чего исправил, а страха не почувствовал не поэтому. Не успел просто, всё произошло моментально и легко. Да и что будет дальше решать не ему, так чего бояться и расстраиваться, умнее гораздо смириться. На том и кончилось земное существование ставшего переломным наследником своего рода Джона Рокфеллера. Может быть…