Денис Грушевский - Добро с кулаками

— Салют упрямец! — отсалютовала Аграт Олегу и уже своим спутницам: — Чур, кулончик с сапфиром мой! Всё остальное по иерархии ваше. — Ведь говорили же тебе не лезть, куда не следует. Так нет же. Ну, вот и пожинай плоды своей собственной тупости. Попрошу любить и жаловать, мои древние подружки: Чёрная оспа и Гаргалыга! — Представила рыжая своих спутниц.

— Что за хрень опять происходит? Где Эля? — проговорил Олег, ещё более прижимаясь к двери.

— А вот такая вот хрень! Эля, Эля ты где? Эля выходи не стесняйся, Олег приехал! Счастье то, какое! С подарками! — издевайчески меняя голос, протрубила Аграт в разные стороны сада.

На этот явно обманный призыв из тени пальм, откуда недавно появились три исчадия, почему-то действительно вышла Эля. Только Эля вышедшая из тени была абсолютно голой, и казалось, её это совсем не смущает. Быстрым шагом Эля эта направилась прямиком к Олегу. Затормозив где-то в метре Эля, протянула руку и подняла до этого опущенные в пол глаза, уставившись хитро и лукаво прямо на Олега. Если бы в тот момент какой-нибудь восточный поэт увидал Элю, то поборов религиозное чувство стыда перед голой красавицей, незамедлительно этот поэт выдал бы только одно:

«Сама она чисто пери! Брови её крылья ласточки, ресницы её подобны стрелам джигита! Груди — как две перевёрнутые пиалы; соски, что спелые джидинки; огромные глаза — два колодца в пустыне да с огненным блеском внутри, не смотри в них — пропадёшь!».

— Давай сюда скорей подарки! Чего ноздри раздул как паровоз? Подарки гони, говорю! Времени у меня совсем мало. Меня в самом Риме на вакханалии ждут с нетерпением, — нагло и бесцеремонно протараторила Эля, совсем не прикрывая, и даже казалось, наоборот раскрывая свою наготу. Нагота эта, к слову сказать, была пленительно притягательной, не было ни единого лишнего волоска на безупречном однотонно смуглом теле, как если бы совсем недавно Эля с помощью сахарной пасты Марис баловалась шугарингом.

— Милая! Что они с тобой сделали? Очнись же. Это я Олег, — проговорил вконец растерявшийся Олег и протянул руку, дабы схватить руку любимой. Схватить руку милой не вышло. Меж тем только он руку любимой чуть не схватил, как любимая начала раздуваться так если бы резиновой кукле вставили шланг, ведущий к баллону с газовой смесью, открыли краник да ушли — позабыли. Секунд пятнадцать милая раздувалась пока не превратилась в шар который как заезженная пластинка тягуче потребовал опять подарки после чего тут же громко лопнул не оставив по себе и следа. Олег от ужаса съёжился и сжался. Старуха в лохмотьях и язвах аж повалилась на пол от дикого приступа хохота. Не отставала от неё и рыжая только всё же стоя на ногах. Одна лишь квадратная челюсть даже не улыбнулась, а продолжала злобно исподлобья сверкать ненавистью в адрес Олега.

— Давайте я уже ему как следует, врежу?! А? А то я начинаю чувствовать себя чужой на этом празднике жизни, — не дожидаясь прекращения веселья, проговорила боксёрша своим спутницам.

— Да погоди ты кума! Не ломай кайф! Дай повеселиться, как следует, — отвечала ей на это всё, еще смеясь Аграт.

Подала голос, старуха, поднявшись с пола и зачем-то отряхнув свои хохаряшки.

— Сказочный долбаёб! Продай мне его? В моём гареме как раз вакансия освободилась.

— Да я бы с радостью и за даром отдала, только он мне дорог как память. Пятьсот заражённых в этом месяце из них триста пятьдесят с летальным исходом, — идёт? По рукам? — отвечала рыжая.

— Четыреста на двести семьдесят и по рукам! — торганулась старуха.

— Да пошли вы гадины! — крикнул Олег, пребывая явно в трансе, и попытался, развернувшись выбить дверь, что совсем не получилось.

Вот тогда и началось. Старуха, и она же судя по всему «Чёрная оспа», в один момент приблизилась к, будто загипнотизированному Олегу и одарила оторопевшего беднягу поцелуем взасос. Моментально Олегу стало дурно, едва хватило сил оторваться от Чёрной оспы, как за дело принялась Гаргалыга. Подобно Мухаммеду Али это чудовище занялось порханием, словно бабочка вокруг вконец потерявшегося Олега. При этом Гаргалыга наносила сперва одиночные точечные джебы, постепенно переключаясь на серии добавляя, как боковые, так и апперкоты. И раунда не простоял Олег на ногах. Тяжёлый нокаут случился уже на второй минуте. В голове, будто лампочка взорвалась электрическая и сразу же потемнело. Гаргалыга же явно нарушая любой спортивный этикет со словами «Я девочка, мне можно!» принялась добивать лежачего. Сознание покидало Олега. Как в моменты предполагаемой смерти, испытываемые эти самые моменты люди, видят всю свою жизнь в доли секунды перед глазами, так и Олегу пришло видение. Однако не собственная жизнь промелькнула перед ним, то было видение того как Эля прогуливалась с подругой Валей, как облили её зелёнкой, о чём беседовали они всю прогулку и особенно отложился в воспалённом мозгу отрезок беседы касаемый себя собственного. Ничтожными оценил Олег свои букетик цветов с конфетами и кулончик, услышав монолог о том, какими должны быть настоящие подарки. Неприятно кольнуло в груди, ведь выбирал с душою и от чистого сердца, бережно выбирал, представляя радость и улыбку во время вручения. Послышался удар грома. Сознание сжалилось и отключилось. Сколько пробыл он в отключке, сказать, конечно, по пришествии в себя Олег даже если бы и захотел, не смог. Радовало другое. Солнышко светило в огромные оранжерейные стёкла зимнего сада. Щебетали и тут, и там, да и порхали с ветки на ветку всяческие дивные птички и попугаи. Только Олег захотел приподняться, как почувствовал немного болезненный укол в правую ляжку. Неужели эти трое продолжают издеваться, подумалось в миг, и инстинктивно Олег повернул болевшую и опухшую от побоев голову. К счастью и к удивлению рядом на кресле сидел Олегов наниматель Валерьянкин Николай Фёдорович. Правда сидел немного странно, как неживой, не шевелясь и не моргая, смотря в одну точку перед собой.