Роальд Даль - Вильям и Мэри

— Нет уж, спасибо, — сказал я ему. — Можешь не продолжать. Идея отвратительная. И даже если бы тебе это удалось, в чем я сомневаюсь, это было бы совершенно бессмысленно. Что толку оставлять мозг живым, если я не смогу ни говорить, ни видеть, ни слышать, ни чувствовать? Ничего более неприятного я лично не могут себе представить.

— Я думаю, ты сможешь общаться с нами, — сказал Лэнди. — И, возможно, нам даже удастся дать тебе какое-то зрение. Но давай не будем торопиться. Я еще дойду до этого. Факт остается фактом: ты довольно скоро умрешь, что бы там ни было; а в мои планы и не входило бы трогать тебя до того, как ты умрешь. Ну послушай, Вильям, ведь ни один настоящий философ не возражал бы, чтобы его мертвое тело послужило науке.

— Это не совсем точно сказано, — ответил я. — Мне кажется, будут некоторые сомнения по поводу того, мертвый я или живой, к тому времени, когда ты со мной покончишь.

— Ну, — сказал он, улыбнувшись, — тут, я полагаю, ты прав. Но мне кажется, тебе не стоит так уж быстро мне отказывать, прежде чем ты узнаешь кое-что еще.

— Я сказал, что не желаю слышать об этом.

— Возьми сигарету, — сказал он, протягивая портсигар.

— Я не курю, ты же знаешь.

Он достал сигарету и прикурил от крошечной серебряной зажигалки размером не больше шиллинга. — Подарок от тех, кто делает мне инструменты, — сказал он. — Искусная работа, правда?

Я взял посмотреть зажигалку, затем вернул ему.

— Можно продолжать? — спросил он.

— Лучше не надо.

— Ты просто лежи спокойно и слушай. Мне кажется, тебе будет довольно интересно.

На блюде у кровати лежал черный виноград. Я поставил блюдо себе на грудь и стал есть виноград.

— В тот самый момент, когда ты умрешь, — сказал Лэнди, — мне надо будет стоять рядом, чтобы я мог тут же вмешаться и попытаться сохранить живым твой мозг.

— Ты хочешь сказать, он останется в голове?

— Для начала да. Так надо.

— А куда бы ты его потом положил?

— Если уж тебе так хочется знать, во что-то вроде чаши.

— Ты это все серьезно говоришь?

— Ну конечно серьезно.

— Хорошо, продолжай.

— Я полагаю, тебе известно, что, когда останавливается сердце и мозг лишается свежей крови и кислорода, его ткани очень быстро отмирают. Каких-нибудь четыре-шесть минут, и все кончено. Даже через три минуты может быть нанесен определенный ущерб. Так что мне придется работать быстро, чтобы этого не случилось. Но с помощью аппарата все должно быть достаточно просто.

— Какого аппарата?

— Искусственного сердца. Мы тут хорошо приспособили аппарат, первоначально созданный Алексисом Кэррелом и Линдербергом. Он насыщает кровь кислородом, поддерживает в ней нужную температуру и выполняет ряд других необходимых мелких операций. На самом деле это все оказывается не так сложно.

— Расскажи мне, что бы ты делал в момент наступления смерти, — сказал я. — Что бы ты сделал в первую очередь?

— Ты что-нибудь знаешь о сосудистой и венозной сети головного мозга?

— Нет.

— Тогда слушай. Это не сложно. Подача крови мозгу осуществляется из двух источников — внутренних сонных артерий и позвоночных артерий. И тех и других по две. Итого четыре артерии в целом. Это понятно?

— Да.

— А система обратной связи еще проще. Кровь оттекает лишь по двум крупным венам, внутренним яремным венам. Итак, четыре артерии идут вверх вверх по шее, разумеется, — и две вены идут вниз. Вокруг самого мозга они, естественно, разветвляются по другим сосудам, но они нас не касаются. Мы никогда их не трогаем.

— Хорошо, — сказал я. — Представь, что я только что умер. Итак, что бы ты сделал?

— Я бы тут же рассек ткани твоей шеи и выделил бы четыре артерии, сонные и позвоночные. Затем я бы произвел перфузию, то есть ввел бы в каждую из них большую пустую иглу. Эти четыре иглы соединялись бы трубками с искусственным сердцем.

Потом, работая быстро, я бы рассек и левую и правую яремные вены и тоже присоединил бы их к аппарату сердца, чтобы круг замкнулся. Теперь включай аппарат, который уже заполнен кровью нужной группы, и все. Кровоток через твой мозг был бы восстановлен.

— И был бы я как та русская собака.

— Не думаю. Во-первых, ты обязательно потерял бы сознание, когда умер, и я полагаю, оно еще долгое время к тебе не вернулось бы — если бы тебе вообще было суждено прийти в себя. Но, находясь в сознании или нет, ты бы оказался в очень интересной ситуации, не так ли? У тебя было бы холодное мертвое тело и живой мозг.

Джон замолчал, предвкушая эту заманчивую перспективу. Его все это настолько захватило и приводило в такой восторг, что он явно отказывался верить, то я могу относиться к этому по-другому.