Роальд Даль - Вильям и Мэри

В каком-то смысле для меня было приятным разнообразием видеть посетителя, достаточно смелого, чтобы затронуть запретную тему.

— Ты испустишь дух прямо здесь, в этой комнате, и потом тебя вынесут и кремируют.

— Похоронят, — сказал я.

— Это еще хуже. А что потом? Ты веришь, что попадешь в рай?

— Сомневаюсь, — сказал я. — Хотя мысль об этом была бы утешительной.

— А может, в ад?

— Не очень-то представляю себе, за что меня туда должны отправить.

— Кто знает, мой дорогой Вильям!

— Ты, собственно, зачем пришел? — спросил я.

— Понимаешь, — сказал он, и я увидел, что он внимательно следит за мной, — лично я не верю, что после того, как ты умрешь, ты еще когда-нибудь услышишь о себе, разве что… — здесь он замолчал, улыбнулся и наклонился ко мне поближе, — разве что ты поступишь разумно и отдашь себя в мои руки. У тебя нет желания обдумать это предложение?

По тому, как он пристально рассматривал меня, изучая и оценивая с какой-то странной плотоядностью, можно было подумать, что я — кусок превосходной говядины на прилавке, а он заплатил за него и ждет, когда ему его завернут.

— Я серьезно говорю, Вильям. У тебя нет желания обдумать одно предложение?

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Тогда слушай, и я объясню. Выслушаешь меня?

— Давай, если хочешь. Едва ли я что потеряю, выслушав тебя.

— Наоборот, ты многое приобретешь — особенно после смерти.

Я уверен, он ждал, что я вздрогну при его словах, но почему-то я был к этому готов. Я спокойно лежал и смотрел на его лицо и ту белозубую улыбку, которая всегда обнажала золотой кламмер на верхнем протезе, обхватывающий левый клык.

— Это то, Вильям, над чем я негласно работаю уже несколько лет. Мне здесь в больницу кое-кто помогает, особенно Моррисон, и мы завершили ряд довольно успешных экспериментов с подопытными животными. Я теперь на той стадии, когда готов попробовать и на человеке. Это грандиозная идея, поначалу она может показаться немного сумасбродной, но с хирургической точки зрения вроде бы нет оснований считать, что ее нельзя в той или иной степени осуществить.

Лэнди наклонился и уперся обеими руками в боковину моей кровати. У него хорошее лицо, красивое, худощавое и нет на нем того типичного выражения, которое обычно бывает у врачей. Ты знаешь этот взгляд, он есть у большинства из них. Он обращен на тебя, мерцая в глубине глазного яблока, подобно тусклой электрической вывеске и он говорит: „Только я могу спасти тебя!“ Но глаза у Джона Лэнди были ясными и широко открытыми, и в центре их от возбуждения плясали искорки.

— Давным-давно, — сказал он, — я видел короткий медицинский фильм, привезенный из России. Зрелище было достаточно отвратительное, но интересное. Показали голову собак, полностью отделенную от тела, но при этом с помощью искусственного сердца через артерии и вены поддерживалось нормальное кровоснабжение. Так дело вот в чем: эта собачья голова, установленная сама по себе на чем-то вроде подноса, была живая. Мозг функционировал. Они доказали это на нескольких опытах. Например, когда собаке смазывали губы едой, появлялся язык и слизывал ее; и она следила глазами за передвижениями человека по комнате.

Напрашивался разумный вывод, что голове и мозгу не нужно тело, чтобы остаться жить, — при том условии, разумеется, что можно наладить подачу должным образом насыщенной кислородом крови.

Так вот. Этот фильма навел меня на мысль удалить мозг из черепа человека и поддерживать его в живом состоянии, чтобы он функционировал как независимое целое в течение неограниченного времени после смерти человека. Твой мозг, например, после того, как ты умрешь.

— Меня это не устраивает, — ответил я.

— Не перебивай, Вильям. Дай мне закончить. Насколько я могу судить по последовавшим за этим экспериментам, мозг представляет собой исключительно самостоятельный орган. Он вырабатывает свою собственную спинномозговую жидкость. Таинственным процессам мышления и памяти, происходящим в нем, явным образом не мешает отсутствие конечностей, тела и даже черепа, при том условии, как я уже говорил, если все время подавать насыщенную кислородом кровь нужной группы в соответствующих условиях.

Дорогой мой Вильям, ты хоть на минуту задумайся, что такое твой мозг. Он в прекрасной форме. Он переполнен знаниями, накопленными за всю твою жизнь. У тебя ушли годы работы на то, чтобы сделать его таким, какой он есть. Он только начинает выдавать первоклассные оригинальные идеи. И все же вскоре ему придется умереть вместе с остальным телом лишь потому, что по твоей дурацкой маленькой поджелудочной железе расползся рак.