Андрей Хуснутдинов: Часовой

— А чево-о-о! О-о-о! Чево-о-о!..

Поставив автомат на землю и опершись на него, Сим думал.

Дети ждали, публика начинала роптать… Внутри у него ворочалось что-то темное, важное, и к этому важному нужно было подбирать слова. «Нравственное решение, — вспомнил откуда-то Сим. — Эва махнул! Но имею право. Теперь — имею право. Нечего».

И он нравственно решил, что люди, убившие Афета, тем более люди, приславшие сюда этих ребятишек, не имеют права ходить по земле. Он решил: пол-обоймы — на север, пол-обоймы — на юг.

Он вынес детям початый ящик концентрата и подождал, пока разберут пачки. Дети доставали горох осторожно, почти вежливо, без суеты. Брали, сколько помещалось в руках.

— А теперь отойдите к дверям, но внутрь не ходите, — сказал Сим, перезаряжая автомат.

…Спустя минуту все было кончено.

Те, кто не успел бежать, лежал. Сперва, под одобрительные и тревожные крики южного партера, он расстрелял север, а потом и юг. Хрипели тяжело раненные.

— А мы куда? — спросили его оглушенные дети.

— А вы живите, — серьезно рассудил ефрейтор. — Вы имеете право.

Вздохнув, он зашел в амбар и стукнул чем-то тяжелым по стенам. Это был выстрел.

В сумерках на пост пришли первые герои. Герои светили фонарями и были похожи на призраков.

Дети сидели у дверей склада. Пачки гороха были сложены кучей здесь же — детям хватило нескольких пачек, чтобы насытиться, а что делать с остальными, дети не знали. Некоторых тошнило.

Призраки проникли в склад и, переступив через труп часового, разобрали и вынесли несколько больших белых ящиков — из тех, что были сложены штабелями до самого потолка. На стене, у которой прикорнул Сим, они увидели любовно подскобленные рисунки — особенно в глаза лезло черное светило, свернувшееся, как еж: «Сонцо»…

Во всех ящиках оказалось мыло. Грубое солдатское мыло. Склад до потолка был набит солдатским мылом. Не веря этому, выносили новые и новые ящики, и во дворе скоро выросла целая гора из мутных, шершавых брусков.