Юрий Греков - На кругах времен (Сборник)

— Не веришь? — вдруг вскидывался он. — Думаешь, вру?

— Верю, — как можно спокойнее отвечал я, хотя в голове колотилась мысль: да может ли быть такое?

Когда мы вышли из «ЗэЗэ» — перед самым уже закрытием, Иван сказал:

— Ты только не трепись об этом. Все равно никто не поверит…

Я кивнул и, ошалелый от двухчасового рассказа, побрел домой.

Ночью мне снились рыцари, давящиеся джемом, огромные трехкопеечные монеты, резиновые пружанки, некто по прозвищу Собака и самая обыкновенная желтая собака. Кот натягивал огромные сапоги и рассуждал об экзистенциализме…

Проснулся наутро я совершенно разбитым и, хотя накануне кроме чаю я не пил ничего — с тем самым ощущением, которое знакомо каждому, кто накануне несколько переборщил в соревновании с Бахусом. Встав, я принялся лечиться по системе йогов. Системе этой меня обучил еще в студенческие времена Сережка Андреев. Правда, насчет принадлежности этой системы йогам я еще тогда сомневался, поскольку, как известно, йоги водки не пьют, так что система такая им вроде ни к чему. Но так или иначе, Сережкий способ помогал хорошо, и через полчаса я чувствовал себя вполне сносно. И все-таки что-то мешало. Это «что-то» была пугающая уверенность, возникшая на грани сна и пробуждения и крепнувшая с каждой минутой: Жуков не врал.

Откуда она взялась, эта уверенность, я не понимал, и это раздражало еще больше.

Натянув брюки, я почувствовал оттягивающую карман тяжесть и вспомнил монеты… Осмотрев и ощупав каждую, я снова ссыпал их в карман.

Челюсть у Павла Федоровича отвалилась, когда я, подняв его с постели, небрежно сунул ему под нос наугад вынутую из кармана монету. А когда я высыпал перед ним целую горсть, он икнул и схватил меня за плечо:

— Откуда?! Да ты понимаешь, что это такое?!

— Одевайся и пошли, — сказал я, и он, довольно удачно попадая в рукава, оделся, время от времени повторяя:

— Нет, ты ничего не понимаешь. Я таких даже и не видел! Это же уникумы… Половина, по крайней мере…

Несмотря на расспросы, я не сказал Павлу Федоровичу, откуда эти монеты. Мне вдруг захотелось проделать с ним тот же опыт, что проделал со мной вчера Жуков и увидеть свое вчерашнее выражение на физиономии Павла Федоровича, когда у него на глазах из земли начнут выскакивать монеты, как лягушки из лужи.

Когда мы прошли через весь парк и до нужной полянки оставалось несколько десятков шагов, из-за кустов послышалось урчание мотора. А через минуту мы стояли у довольно глубокого с ровными стенками рва, который трудолюбиво прогрызал поперек полянки желтый канавокопатель. Для чего — под фундамент ли новой биллиардной или другого крайне необходимого культурного учреждения — не знаю.

— Ну, в чем дело? — потянул меня за рукав Павел Федорович.

И мне ничего не оставалось сделать, как ткнуть рукой наугад под ближайший куст:

— Вот тут валялись…

Павел Федорович присел на корточки и, пошарив в траве, огорченно выпрямился.

— А знаешь, — вдруг вспомнил он, — я ведь тоже где-то здесь, — он осмотрелся, — нашел в прошлом году монету — талер Оигизмунда…

Конечно, здесь — уж это я знал точно. И так же точно я знал, что прохода, по которому вернулся домой Иван Жуков, больше не существовало. Тончайшее равновесие сопряженного времени рухнуло под трудолюбивым ножом канавокопателя. Единственное достоверное свидетельство истинности рассказа Ивана Жукова исчезло навсегда…

Иван советовал «не трепаться», потому, дескать, что все равно никто не поверит. Я никому и не рассказывал, но не только из опасения, что не поверят. Нужно было сначала самому разобраться, попытаться найти объяснение тому невероятному, что случилось с Иваном Жуковым.

Но даже когда где-то вдалеке забрезжило — нет, не объяснение, а догадка, только догадка, — я и не помышлял еще написать об этом странном случае. Все сложилось само собой. Года через. два я познакомился с Дмитрием Степановичем Колосовым и узнал историю ничуть не менее невероятную, чем жуковская. О находке Колосова я написал рассказ, который был напечатан в кишиневском журнале «Копры». Правда, рассказ в редакции снабдили подзаголовком «фантастический», хотя скорее его нужно было бы назвать документальным — я старался не отойти ни на шаг от известных мне фактов. Но это редакционное «уточнение» послужило неожиданным толчком, развеявшим посеянное Иваном сомнение: «Все равно не поверят». И я решил рассказать о случае с монтером Жуковым, уже по собственной инициативе поставив подзаголовок «фантастическая повесть».