Александр Полещук - Великое Делание, или Удивительная история доктора Меканикуса и Альмы, которая была собакой

— Что ты? Что ты? А может быть, в ошейнике что-нибудь спрятано?..

— Попробуем снять,- согласился я, но как только прикоснулся к ошейнику Альмы, ее шерсть вновь, вздыбилась, она грозно зарычала, потом поползла брюхом по полу, заглядывая в глаза то мне, то Клименко. Она всем своим «существом просила о чем-то.

— Обратите внимание…- говорил Клименко, всматриваясь в ошейник,- обратите внимание на эти медные шишки. Они не фабричного производства, они сделаны вручную. В ошейнике, может быть, какой-нибудь тайник?

— Не думаю. Он из какой-то тонкой пластмассы. Слишком тонкой, чтобы она была двойной. Но все таки попробуем.

Мне удалось быстрым движением расстегнуть и раскрыть ошейник. Но Альма вырвалась у меня из рук и повалилась на ковер. Видимо, я причинил ей невероятную боль. Клименко дотронулся до раскрытого ошейника Альмы. Он был прикреплен прямо к ее коже, будто приклеен. Я бережно застегнул, ошейник. Альма пришла в себя, нетвердо ступая, прошла в угол и, отвернувшись от нас, улеглась на ковре.

— Вы что-нибудь понимаете? — спросил я Клименко.

— Нет. Я чувствую, что с ошейником что-то связано. И зачем понадобилось намертво прикреплять ошейник к самой шкуре? И как это сделано, зачем? Ужасно! Я ведь хотел сорвать его…

— Мы убили бы ее.

— Возможно, все возможно… После ее поведения во дворе… Как она проучила эту маленькую собачку, вашего Сибиряка! Это очень остроумно, это слишком остроумно для собаки. И я сейчас совсем в другом свете рассматриваю один факт…- Клименко раскрыл свою папку и вынул фотографию.- Смотрите…

На фотографии была мужская рука. Узкая, мускулистая, безжизненно распластанная на белой материи рука была усеяна глубокими порезами.

— Это все стеклом,- Клименко указал на порезы.- Переднее стекло машины было разбито вдребезги, но не это главное. Вот здесь, возле большого пальца, и здесь, с другой стороны, вы видите? Это следы зубов. Рука сжимала руль, и ее обхватила пасть этой самой Альмы. Я вначале подумал: уж не собака ли виновата? Собака могла испугаться толчка, в страхе тяпнула хозяина за руку. Но сейчас…

— Вы говорили, что машина немецкая?-спросил я.- А знаете, Альма не понимает никакой команды, обычной собачьей команды. Может быть, .попробовать по-немецки? Но я неважно говорю. Так, чуть читаю, перевожу…

— Я тоже не силен… Но можно попробовать,- согласился Клименко.- Собака, кажется, пришла в себя… Альма, принеси мне книгу! — по-русски сказал Клименко. Альма не пошевелилась.- Дас бух!- повторил он по-немецки.

Альма тотчас же вскочила и, схватив зубами первую попавшуюся книгу с письменного стола, осторожно положила ее на колени Клименко.

Клименко скромничал: он совсем неплохо говорил по-немецки. И собака выполняла все его приказания. Она вспрыгнула на стол, затем выбежала в коридор и вернулась оттуда с его фуражкой, становилась на задние лапы, потом неожиданно уселась на пол и перестала повиноваться. «Что вам нужно? Я больше не буду выполнять бесполезные поручения»,- говорили, казалось, ее глаза.

— Да кто ты?-ласково спросил Клименко по-немецки.- Человек или зверь? Менш одер тиир? Кто ты?

— Спросите ее про термос,- сказал я. Альма насторожилась.- Где термос? У ее хозяина был термос.

Я быстро вышел на кухню, вернулся со своим термосом и показал пальцем сначала на него, а потом на Альму. Удивительная собака кивнула и выбежала из комнаты. Мы поспешили за ней.

Вот ее спина мелькнула в бурьяне, вот Альма легко вспрыгнула на каменный забор, пробежала поверху и исчезла.

— Неужели принесет? Неужели поняла? — изумлялся Клименко.

— Подождем…

Альма вернулась часа через два. Клименко, казалось, дремал а кресле, а я читал, когда она вбежала в комнату. В ее зубах был термос.

Клименко бросился к ней, но Альма протянула его мне. Термос был пуст. Это был только корпус термоса, без стеклянной колбы, в которую наливается жидкость.

— А где остальное?-спросил Клименко у Альмы.

— Погодите,- сказал я,- здесь что-то есть…

В термосе лежали свернутые листки бумаги. Я осторожно стал их вытаскивать один за другим. Их было много, этих листков, исписанных твердым угловатым почерком.

Мы вытаскивали листок за листком. Их нумерация не везде шла последовательно. Это были какие-то дневники. Некоторые листки были испещрены значками и химическими формулами. Видимо, это только часть записей.