Самым странным было то, что Альма, несомненно, очень умная собака, оставалась равнодушной ко всем знакам одобрения, ко всем подачкам. Я не видел, чтобы она умильно виляла хвостом. Когда яее гладил, она не подставляла голову, как сделала бы это любая собака, а стояла неподвижно, ничем не выражая своего удовольствия. Восторженное состояние, которое я наблюдал в первый день, когда она спаслась от собачника, больше не приходило к ней. Она становилась все более к более неспокойной.
Ела она все, но не при мне. Как-то я вынес ей тазик с остатками обеда и ужина во двор, а сам спрятался за полуоткрытой дверью. Альма взбежала, по ступенькам крыльца и притворила дверь перед самым моим носом.
Спала Альма только днем. Ночью носилась по саду. В хоре собачьих голосов ее голос был первым. Громкий, ясный, короткий лай Альмы будоражил всех собак нашей улицы, и они долго не могли успокоиться.
Вскоре Альма стала исчезать: вначале по ночам, а потом и днем. Однажды она пропадала несколько дней.
Как-то меня подозвал сосед, работавший в своем саду. Я подошел к забору, разделявшему наши участки.
— Видел вашу собаку,- сказал он, вытирая руки о фартук.-Шатается по городу…
— Где?
— Да возле больницы, в скверике. Пойдите, может, уведете ее.
Я действительно нашел Альму возле больницы. Она уныло пошла за мной, безучастная и грустная. Бока ее ввалились, выступили лопатки.
В тот же вечер ко мне пришел Клименко, тот самый высокий лейтенант милиции, с которым я познакомился во время аварии на дороге. Сегодня он был в Штатском. Я провел гостя в кабинет.
Он долго молчал, потом взволнованно сказал:
— Пострадавший-то умер.
— Умер?!
— Да, еще вчера. Так и не пришел в себя… Нужно, чтобы вы вспомнили все! Все, что знаете о нем.
— А номер машины? Ведь на машине был номер. Странный какой-то.
— Номер не наш, машина чужая. Немецкая, из Западной Германии. Как она к нам попала? Да, по-видимому, с помощью этого слепящего, дурманящего газа. Машина мощная, с хорошей проходимостью. Пограничники рассказывают, что со стороны границы раздались выстрелы, и перед постом появилась машина. Затем у всех на контрольно-пропускном посту наступило то хорошо знакомое -нам всем состояние, когда все видимое перестает быть видимым, а видишь черт знает что! Они настигли машину только за городом, но уже было поздно. По машине стреляли, и не раз. Много разных отметин. Интересно, что пулевые отверстия говорят о разном калибре оружия. В одном месте следы взрыва гранаты. Очень характерные царапины, знаете, такими лучами. Извлекли и осколок, очень странный… Вы, конечно, никому не должны об этом рассказывать!.. А я вот зачем пришел. Вы говорки, что видели собаку, которая была в машине…
— Она у меня.
— У вас?! — Клименко вскочил.- Где она?
Я подвел его к окошку. Альма, грустная и сосредоточенная, стояла посередине двора, а вокруг нее носился Сибиряк. Сибиряк лаял, рычал, без устали бегал вокруг Альмы. Трудно было понять, нападает ли он на Альму Или хочет ее расшевелить.
— Вы думаете, что она бешеная? — спросил я.
— Нет, этого я как раз не думаю. Бешеная собака -не живет более семи дней, а сейчас пошла третья неделя… Она пьет воду?
— Пьет… Смотрите!
Альма, которой, видно, надоели приставания Сибиряка, прыгнула к нему, схватила его за загривок и, резко вскинув себе на. спину, куда-то понесла.
— Идемте!- сказал я.
Мы спустились в сад.
Возле большой бетонированной ямы, которую вырыли прежние владельцы дома, стояла Альма и держала над темной дождевой водой затихшего и объятого ужасом Сибиряка. Затем она поставила его на землю. И Сибиряк, пристыженный и присмиревший, убрался в свою конуру.
— Как она его! — смеялся Клименко.- Признаться, когда она бросилась к этой собачке — как ее зовут? — к Сибиряку,- я решил, что она взбесилась. А ведь поставьте себя на ее место: вот так приставала бы ко мне какая-нибудь шавка, ей-ей, не выдержал бы. И все-таки многое неясно… Позовите-ка ее сюда.
— Альма! — крикнул я.- Альма, сюда!
— Иди, иди сюда,- говорил Клименко, похлопывая себя по бедру.- Ну, иди.
Альма посмотрела на него, но не подошла.
— А какой у нее ошейник! Я такого никогда не видел! — Клименко шагнул к Альме и прикоснулся к ее ошейнику.
Альма преобразилась, шерсть на ней встала дыбом. Она грозно зарычала и, пригнув голову, стала наступать на Клименко.
Читать дальше