Геннадий Емельянов - Истины на камне

— Ты бы лег, Ло, — сказал Голова.

— Что, опасно?

— Не очень, но все-таки…

Голова, как всегда, был прав: в щеку мне толкнулось что-то мягкое, потом в глаза ударил белый всплеск и следом накатила нешуточная боль. Я повалился лицом в песок, подумав: «Обожгло?» Я лежал, загородив голову руками, и умудрялся глядеть сквозь пальцы на гондолу. Виден был также краешек джунглей, темнеющих справа. Над деревьями тоже полыхало и щелкало, там тоже кипело и клокотало чертово варево. Я встал во весь рост, и, расталкивая шары руками (они сердито лопались), закричал:

— Гори! Гори шибче!

— Ты бы лег, — сказал Голова.

— Молчи, холодный разум! — Я пошел в пляс, наткнулся на воина и упал, а когда поднялся, с осадком горечи заметил, что планета принимает обыденный вид; солнце уже наполовину вытолкалось из темноты, закрывающей его, звезды гаснут, отдаляясь и холодея, и не прыгают уже по песку сумасшедшие мячики. Я сел рядом со Скалой, прижал ладонь к обожженной щеке и малость пригорюнился; чудеса все-таки случаются нечасто. Может, такое было впервые и никогда не повторится? Может быть…

Сын Скалы пришел в себя не скоро. Я спросил у него:

— Ты впервые видел звездопад?

— Впервые.

— А слышал о чем-нибудь подобном?

— Да, Пришелец. Слышал.

Скала отвечал скупо и все поглядывал вверх, где теперь в синеве висело худосочное светило. Мой отважный воин трясся как осиновый лист, в его кудрявую голову втемяшилось, что Вездесущий карает нас за ложь. Парень сразу уловил разницу между устной речью и письменной, что написано пером, не вырубишь топором, как говаривали наши уважаемые предки. Наболтать можно все, что угодно.

Вездесущий, он в годах, кое-что запомнит, кое-что и мимо ушей пропустит, а вот когда документ на руках и перед глазами, совсем другой оборот, совсем другие козыри выплясывают! Так примерно рассуждал Скала и показывал на меня пальцем; сверху, мол, прилетел, а тоже не шибко умный. Брат мой стонал и бил себя не жалеючи кулаком по лбу с такой силой, что голова гудела колоколом. Особо же он жалел о том, что мы написали Неизмеримому, что у женщин от любви к знаменитому воину выпадают волосы и крошатся зубы: это, дескать, чистое бахвальство.

— Ты же придумал про волосы и зубы, брат!

— Разве я?

— Забыл?

— Ты придумал! — Скала показал на меня пальцем.

— Ты успокойся, пожалуйста.

Воин неохотно сел, качая головой, он встряхивал плечами, и тонкие его руки болтались вдоль тела как чужие. Скорбь его была искренней и безмерной.

— Хочешь, верну письмо назад, оно ведь еще не долетело до Вездесущего?

— Ты можешь его вернуть, Пришелец?

— Могу.

— Значит, Вездесущий гневался по другому поводу, а? Не письмо его рассердило, Пришелец?

— Нет, конечно.

Скала взял из рук у меня прутик и стал чертить на песке круги. Он задумчиво морщил лоб, вздымал брови, потом заговорил речитативом:

— Живут наверху три брата. Один брат только ест и спит. Это — брат средний. Другой брат мало есть, мало спит и все сердится. Это — брат старший. У третьего брата есть сердце, и он складывает песни. Это — брат младший, и зовут его Цок. Скала нарисовал три кружочка, составляющие, как я понял, созвездие-треугольник, которое так четко светилось давеча. — А еще выше, там, где уже нет ничего и только тьма, есть женщина, и зовут ее Огонь.

Она умеет летать. И когда она летит мимо братьев, она зовет младшего, которого зовут Цок. Женщина Огонь кричит ему: «Берись за мою косу, и мы полетим вместе. Ты будешь меня любить. И я буду тебя любить. Ты выпьешь меня до дна, и я напьюсь тобою. Берись же за мою косу», — «Твоя коса меня обожжет?» — «А ты потерпи и привыкнешь». — «Я потерплю!» — говорит Цок и берется за косу; чтобы лететь, но старший брат не пускает младшего, женщина Огонь проносится мимо, и рассыпаются окрест ее волосы, падают к нам. Цок — спрашивает у старшего брата своего: «Почему ты меня не пускаешь?» «Потому не пускаю, — отвечает старший, — что некому мне будет завидовать и не на кого будет сердиться. Ты же рядом»…

— Кто тебе рассказывал эту историю?

— Я сон видел и голос слышал.

— Когда?

— Сейчас.

— Но ты же не спал?

— А сон видел. И голос слышал.

— Как же так — не спал и сон видел? И голос слышал?

— Так бывает. — Воин рассеянно пожал плечами.

— А ночь почему была средь бела дня? И огонь почему был?

— Младший брат Цок опять схватил женщину, а старший не пустил лететь. Огонь — это волосы, они остались в руке Цока.