Грегори Бенфорд - Панорама времен

Не забывай улыбаться, рассеянно напомнил себе Джон Ренфрю. Людям это, похоже, нравится. Никто никогда не задумывается, почему ты улыбаешься всему, что тебе говорят. Видимо, это просто считается признаком доброжелательности… Но почему-то ему этот прием никогда не удавался.

— Папочка, посмотри…

— Черт! Смотри, что делаешь! — закричал Ренфрю. — Убери свою писанину из моей тарелки! Марджори, почему эти паршивые псины околачиваются на кухне, когда мы завтракаем?

Немая сцена. Все замерли, удивленно глядя на него. Марджори — повернувшись от плиты, с лопаточкой в руках. Никки — не донеся ложку до рта, который она так широко открыла от неожиданности, что образовалась как бы большая буква “О”. Джонни рядом с ним — держа в руках школьное сочинение. Лицо Джонни вытянулось.

"Джон чем-то очень расстроен. Он ведь никогда не срывается”, — подумала Марджори.

Да, как правило, он сдерживался. Они просто не могли позволить себе ссориться.

Все стало постепенно оживать. Никки склонилась к тарелке, внимательно изучая овсянку, Марджори пинками выпроводила через заднюю дверь тявкающих собак и отвела Джонни на место. Ренфрю глубоко, с шумом, вздохнул и откусил тост.

— Джонни, не приставай сейчас к папе. У него сегодня очень важная встреча.

— Извини, папочка, — сказал Джонни, покорно кивнув. Папочка. Они все называют его папочкой, а не папашей, а отец Ренфрю любил, чтобы его называли именно так. Папаша — это образ отца с мозолистыми ладонями, мастера на все руки.

Ренфрю окинул кухню угрюмым взглядом. Иногда он чувствовал себя чужим на своей же кухне. Вот рядом сидит сын в форменном блейзере частной школы Перси. Он четко выговаривает каждое слово, как это принято в высших слоях общества. Ренфрю помнил, что, когда ему было столько же, сколько Джонни сейчас, он относился к таким ребятам со смешанным чувством презрения и зависти. Иногда он косился на Джонни, и память о тех днях снова возвращалась. Ренфрю невольно настораживался, ожидая столь знакомого безразличного взгляда, которым “одаривали” его благовоспитанные дети тогда, и его трогало, что вместо этого во взгляде сына сквозило откровенное восхищение.

— Это я должен извиниться, сынок. Я не хотел на тебя кричать. Как сказала мама, у меня сегодня действительно нелегкий день. Что там у тебя в тетради?

— Знаешь, у нас в классе конкурс на лучшее сочинение о том, как школьники могут помочь очистить окружающую среду и все такое, — сказал Джонни застенчиво. — Как помочь экономить электричество и материалы… Я хотел, чтобы ты посмотрел мое сочинение, пока я его не сдал.

Ренфрю задумался.

— Видишь ли, Джонни, у меня сейчас совсем нет свободного времени. А когда его нужно сдавать? Если удастся, постараюсь прочитать его вечером. Ладно?

— Хорошо. Спасибо, папочка. Я оставлю его здесь. И я знаю, что ты занимаешься очень важным делом. Нам учитель английского сказал.

— В самом деле? Что же он вам сказал?

— Вообще-то… — Джонни замялся, — он сказал, что ученые в первую очередь виноваты в том, что мы попали в такое тяжелое положение, и только они могут нам помочь, а больше никто.

— Не он первый об этом говорит, Джонни. Это уже стало трюизмом.

— Трюизмом? А что это такое?

— А моя классная говорит как раз наоборот, — вмешалась в разговор Никки. — Она говорит, что ученые уже успели достаточно навредить и только Бог может нас теперь спасти, но Он, наверное, не захочет.

— О Господи, еще один пророк гибели человечества. Ну что ж, я полагаю, что это все-таки лучше, чем примми с их идиотскими призывами к каменному веку. Жаль только, что эти пророки погибели везде суются и действуют всем на нервы.

— Мисс Греншоу говорит, что и примми не смогут избежать кары Господней, даже если убегут очень далеко, — решительно заявила Никки.

— Марджори! Что творится в этой школе? Я не хочу, чтобы она забивала голову Никки такими идеями. По-моему, у этой женщины сдвиг по фазе. Поговори с директрисой.