Грегори Бенфорд: Страхи академии

Р. Дэниел Оливо был совсем не похож на Ито Димерцела. Эту роль он уже давно отыграл.

Дорс Венабили и не ожидала иного, и все равно ей было немного не по себе. Она знала, что за прошедшие тысячелетия он множество раз менял и кожу, и облик, и всю внешнюю оболочку целиком.

Дорс внимательно разглядывала его, стоя в тесной захламленной каморке, в двух секторах от Университета. Чтобы добраться сюда, ей пришлось прибегнуть к длинному запутанному, сложному маршруту, а само место встречи было надежно защищено самыми современными охранными приспособлениями. Роботы сейчас вне закона. И уже не одно тысячелетие им приходилось скрываться, держаться в тени из-за этого табу. Оливо был наставником и опекуном Дорс, но даже с ним она виделась очень и очень редко.

Дорс — робот в облике человека — ощущала почти священный трепет, глядя на стоящее перед ней ужасно древнее, наполовину металлическое создание. Ее наставнику было уже около двадцати тысяч лет. И хотя он мог, конечно же, выглядеть, как человек, ему никогда по-настоящему не хотелось стать человеком. Он был неизмеримо выше этого, по крайней мере, сейчас.

И хотя Дорс уже давно благополучно изображала из себя человека, сейчас ее пробирала нервная дрожь от одного напоминания о том, что она есть на самом деле.

— Последнее время Гэри уделяют слишком много внимания…

— Согласен. Ты боишься, что тебя вычислят?

— Современные системы детекторов такие чувствительные! Он кивнул:

— Твои страхи оправданны.

— Мне нужна помощь, чтобы защищать Гэри.

— Если рядом с ним будет еще кто-нибудь из нас, это только увеличит опасность.

— Да, я, конечно, понимаю, но все же…

Оливо подошел поближе и положил руку ей на плечо. Дорс смахнула с ресниц слезы и посмотрела в лицо своему наставнику. Он давным-давно в совершенстве отработал такие незначительные мелочи, как, например, плавное движение адамова яблока при глотании. Но сегодня наставник не утруждал себя лишними внешними эффектами и избегал любых ненужных движений. Редкая возможность хоть ненадолго избавиться от мелких, но досадных элементов маскировки явно доставляла ему удовольствие.

— Я все время боюсь, — призналась Дорс.

— Так и должно быть. Ему все время угрожает опасность. Но ты создана так, чтобы лучше всего действовать именно в особо опасных условиях.

— Да, я, конечно, знаю свои технические характеристики, и все же… Возьмем хотя бы твое последнее продвижение — из-за которого Гэри попал в высшие круги имперской политики. Согласись, моя задача из-за этого усложнилась неизмеримо.

— Так необходимо.

— Но это может отвлечь его от главной работы, от психоистории.

Оливо медленно покачал головой:

— Сомневаюсь. Гэри относится ко вполне определенному типу людей — он очень обязательный. Однажды он заметил: «Гений делает то, что должен делать, а человек талантливый — то, что может». Кстати, себя самого он считает просто талантливым человеком.

Дорс грустно улыбнулась.

— Но ведь на самом деле он — гений.

— И, как все гении, Гэри уникален и неповторим. Среди людей встречаются редкие исключения из общей массы ничем не примечательных личностей. Такие люди появляются согласно закону эволюции, и именно они — основа самой эволюции, хотя сами они, как правило, этого не сознают.

— А мы?

— Законы эволюции не властны над теми, кто живет вечно. Во всяком случае, если они и оказывают на нас какое-то влияние, изменения еще не успели проявиться: слишком мало времени прошло. Зато мы можем изменять себя сами — и постоянно это делаем.

— И еще — люди жестоки.

— Нас мало, а их — много. И в каждом из них живут глубинные животные инстинкты, которых нам никогда не постичь, как бы мы ни старались.

— В первую очередь меня заботит Гэри.

— А Империя — где-то на втором плане? — с едва заметной улыбкой уточнил Оливо. — Моя же забота — только Империя, до тех пор пока она охраняет и защищает человечество.

— От кого?

— От самого человечества. Не забывай, Дорс, сейчас — Переломная Эра, наступление которой мы предвидели давным-давно. Я бы сказал, это самый критический период всей истории.

— Термины мне известны, но в чем их смысл? Разве у нас есть теория истории?

В первый раз на лице Дэниела Оливо появилось хоть какое-то выражение — выражение печали и сожаления.