Виталий Забирко - Вариант Пата

— Триста!

— Двести.

Надсмотрщик опешил. С трудом оправился и выдавил:

— Двести пятьдесят…

— Сто восемьдесят.

Надсмотрщик поперхнулся и совсем севшим голосом предложил:

— Двести тридцать…

— Сто семьдесят, — сказал Крон и повернулся, чтобы уйти.

— Согласен… — просипел надсмотрщик, ловя сенатора за тогу.

— И раскуёшь раба за свой счёт, — добавил Крон.

На этот раз надсмотрщик не торопился. Он долго торговался, переругиваясь с кандальником о цене работы, и, когда они договорились, кандальник, явно недовольный ценой, вяло принялся за дело. Жадность надсмотрщика дорого ему обошлась — недовольный кандальник при расковке основательно попортил звенья. Они снова принялись ругаться, но Крон оборвал их, заплатив надсмотрщику за Бортника. Воспользовавшись заминкой, кандальник быстро скрылся, весьма довольный собой. Надсмотрщик принялся было поносить всех и вся, начиная с рабов и кончая господами, но тут Бортник, явно имевший с ним свои счёты, двумя короткими ударами сбил его с ног. Надсмотрщик упал на колени, широко открытым ртом беззвучно ловя воздух.

— Хорошо начинаешь службу, — одобрительно сказал Крон и с усмешкой встретил злой взгляд Бортника.

Затем наклонился к надсмотрщику.

— Запомни, — сказал он, — не советую тебе в Пате оскорблять гражданина. Ибо, лишив тебя жизни, гражданин заплатит штраф всего в сто двадцать звондов — дешевле, чем я купил у тебя раба.

Крон приказал купленным рабам следовать за собой и пошёл прочь.

Вначале, когда они, оскальзываясь на глине, шли по территории рынка, Бортник, как и полагается рабу, шёл сзади. Но когда они ступили на мощёную улицу и рынок скрылся за поворотом, он поравнялся с Кроном.

— Радостная встреча двух коммуникаторов, — язвительно процедил он. Ещё бы за набедренную повязку заглянул. Очень жалею, что не откусил тебе палец, когда ты считал мне зубы.

Крон расхохотался.

— Не стоит насмехаться над сенатором, когда сам находишься в бедственном положении, — назидательно сказал он.

Бортник невольно улыбнулся. Он вспомнил, как заставил Крона обратить на себя внимание.

— Всё-таки хорошо чувствовать себя свободным, — сказал он на линге, глубоко вдохнув всей грудью. — А знаешь, что самое неприятное в рабстве? Думаешь, издевательства надсмотрщиков? Чепуха! Хотя бы внутренне можно поставить себя выше надсмотрщиков. Грязь и насекомые — вот самое страшное зло. Выше их себя не поставишь…

— Ионный душ не обещаю, — проговорил Крон. Он покосился на Шекро. Кстати, говори на линге.

— Хоть бы лохань с водой и мылом… — мечтательно протянул Бортник.

— Мыла тоже не обещаю, — хмыкнул Крон. — Ты куда потом? Назад, на остров?

— Не знаю, — пожал плечами Бортник. — Вначале нужно переговорить с Комитетом…

И тут Крон остановился. Навстречу по улице шла Ана. Рядом с ней, рассказывая что-то весёлое и сильно жестикулируя, шагал сенатор Бурстий. Ана бросала на него лукавые взгляды и молча улыбалась.

Они не дошли до Крона шагов тридцать, как Ана заметила его. Улыбка исчезла с её лица, и оно приняло отчуждённое выражение. Не останавливаясь, она свернула в переулок. Бурстий растерянно огляделся, увидел Крона, по его лицу расплылась самодовольная улыбка, и он поспешил за Аной.

«Как она меня, — с тоской подумал Крон. — Только что презреньем не облила…»

— Знакомые? — спросил Бортник, перехватив взгляд Крона.

Крон не ответил. Он мельком глянул на Бортника, затем перевёл взгляд на Шекро. Раб обогнал внезапно остановившегося господина и теперь стоял шагах в пяти впереди него, с любопытством осматривая улицу.

— Шекро, — процедил сенатор, — рабу положено следовать за своим господином, а отнюдь не впереди него. И если рабу вздумается поступать иначе, то его ждут шиповые прутья.

Шекро повернулся и наткнулся на колючий взгляд сенатора.

— Виноват, мой господин, — потупился он и быстро зашёл за его спину.

— Вот так-то лучше. И запомни: второй раз об этом тебе напомнят прутья.

— Интересно было бы посмотреть, — проговорил на линге Бортник, — ты в самом деле так наказываешь своих рабов?

Даже не посмотрев в сторону Бортника, Крон молча зашагал вверх по улице. Бортник недоумённо пожал плечами и пошёл следом.

Несмотря на раннее время, на улицах было многолюдно. Сновали водоносы с бурдюками через плечо, во весь голос предлагая свой товар. Степенно шествовали древорубы с огромными вязанками хвороста. Они не спешили, ничего не кричали и не предлагали — стряпухи находили их сами, зазывая зайти во дворы. То здесь, то там копошились на мостовой рабы, убирая улицу возле домов своих хозяев после ночного ливня. В одном месте надсмотрщик улиц громогласно отчитывал управителя дома за плохо убранную территорию. Управитель только молча кивал, опасаясь штрафа, затем набросился с бранью на рабов, и те снова вяло принялись за уборку.