Сергей Москвич - Матрешка богов

Супруги озадаченно переглянулись и опять посмотрели на почти обреченную руку.

– Вот-вот! То есть где начинается и заканчивается Я? Если последовательно, тьфу-тьфу-тьфу, конечно, – Соломон Яковлевич аккуратно проимитировал три плевка, – вам начнут отрезать все ваши члены, где останется это самое Я?

– В голове, наверное… – нерешительно предположила На-та и затравленно посмотрела на доктора, а Люк, от греха подальше, засунул приговоренную руку глубоко за спину.

– А если и с вашей симпатичной головки, Наташа, изуверы отделят элементы вашей красоты, допустим уши, носик, нижнюю челюсть с милой ямочкой, ну, я утрирую, безусловно, такого и быть не может, то где тогда спрячется Я?

– Бросьте, доктор, это казуистика, я – это Я, и как личность неразрывно связан со своим телом! Тело и я – одно и то же!

– А вот и нет! – захлопал в ладошки Соломон Яковлевич. – Эти тела, в которых вы сейчас сидите, совсем-таки и не ваши! Они Юнькины, это он их сделал и вам дал их поносить!

– Врете вы все, так не бывает! Где же тогда наши тела, если мы сидим в этих? – насмешливо постучал себя в грудь молодой человек.

– А я вам их покажу, обязательно покажу, но раз уж мы встали на путь выяснения того, что Я и тело – совсем не одно и то же, задам другой вопрос. – Доктор выдержал театральную паузу и, подняв к потолку руку с вытянутым указательным пальцем, выразительно произнес: – Сколько прошло времени с того момента, как вас сбила лавина или что-то там еще?

– Ну, раз мы еще живы… – протянул Люк, – то, думаю, немного, может быть день-два, тем более мы разом проснулись. Вы нас в искусственную кому вводили?

Доктор молчал.

– Если вводили, то, может, и долго, несколько месяцев… – Он вопросительно посмотрел на жену, но та неопределенно пожала плечами.

– Но ведь вам показалось, что прошло лишь мгновение, не так ли? – Соломон Яковлевич, чуть пригнувшись, заглянул Люку прямо в глаза. – Вспышка, темнота и опять свет, только уже в момент пробуждения, ведь я прав? Иными словами, по ощущениям прошел лишь миг, мгновение, так по крайней мере говорит вам ваше Я.

– Да не томите уже, сколько прошло времени? – раздраженно проговорила Ната.

– А я не знаю! – с усмешкой произнес доктор. – Думаю, что вечность или около того. Мы уже давненько перестали следить за временем, пожалуй, с тех пор, как разучились умирать.

– То есть как?! – обалдело выдохнули хором молодожены.

– А вот так! – просто ответил Соломон Яковлевич и развел руками. – А зачем умирать, когда можно жить и жить. И следить за календарем нет ни охоты, да и надобности. Так что нашли вас сейчас, а когда вы попали в горный ледник – это вам никто не скажет. Ведь уже в конце 23-го века отпала необходимость считать зимы, весны, осени и дни с месяцами. Мы считаем только временные промежутки. То есть время для нас течет тогда, когда мы хотим. Согласитесь, что и для вас – прошло мгновение, или сто лет, или двести, или даже вечность – значения не имеет. Потому что вечность прошла мгновенно, и это хорошо.

– Кто вы и где мы? – хрипло и испуганно проговорил Люк, а Наташа тихонько заплакала.

– Так, нам надо побыть одним, – Люк решительно встал и помог подняться жене. – Где мы можем уединиться?

– Но вы не можете просто так вот взять и уединиться, – недоуменно выгнул дугами брови Соломон Яковлевич и опять достал трубочку, которая уже почти вся пламенела зеленью. – Это в данный момент абсолютно невозможно.

Наташа продолжала лить слезы, и крылышки ее носа некрасиво побагровели, а сам нос распух и обрел помидорный оттенок.

– Нам надоела вся ваша белиберда! – вдруг вскрикнула она и, утерев нос, посмотрела на мужа.

– Да, – подтвердил он, – нам надо все обдумать и принять решение.

– Ну что ж, – пожевал губами доктор. – Вижу, вы мне не верите. Тогда последний аргумент – надеюсь, он вас убедит пока не искать укромный уголок, а довериться мне.

Он опять заскочил на стол и стал болтать ногами, а затем, чуть склонив голову набок, лукаво прищурился.

– Люк!

– Да!

– Вы, кажется, француз?

– Совсем не кажется, потому что я – француз!

– А на каком языке вы сейчас разговариваете?

– Как на каком? Мы все разговариваем на французском! У вас, например, парижский с примесью Ойля, то есть вы из Нормандии или Галлии, а Наташа говорит с русским акцентом – все понятно.

Во время всей последней тирады Наташа изумленно смотрела на мужа.

– Дорогой, все это время и я, и ты говорили по-русски! Ты что, очнись!