Михаил Панферов - Рыжая ведьма и Мальчик-шаман

– Я помню.

– Держи. – Тепо протянул ему вывалянную в тальке губку.

– Спасибо. – Науали наскоро обтер губкой руки, вернул ее приятелю и шагнул к столбу. Обхватил его повыше, подтянулся. От волнения немного вспотели ладони и стали соскальзывать, как будто он смазал их маслом, а не натер тальком. Почему? Столб ведь не мог быть настолько скользким. Науали так сильно, как только смог еще раз обхватил столб, подтянулся, помогая ногами, поставил руки повыше, до скрежета сжав зубы, подтянулся еще раз, опять выбросил руки. Каждый новый сантиметр требовал почти нечеловеческих усилий. Все сильнее сводило плечи и живот, руки ехали по гладкому дереву, тело, как будто, стало в два раза тяжелее и предательски тянуло вниз. Он задыхался, но сдаться не мог. Не имел права. Если сдастся, – больше не сможет себя уважать. Когда до верхушки оставалось всего полметра, судорога в предплечьях заставила его разжать руки. Науали скатился вниз, как капля стеарина скатывается по свечке. Больно шлепнулся задом о черную брусчатку мостовой:

«Почему?.. Подземный владыка раздери? Почему?!»

звенело в ушах гимном в честь его поражения. Зрители громко хохотали, свистели, показывали пальцем. Науали готов был поклясться, что слышит звонкий смех Читли, которая во время его злополучного выступления затерялась где-то в толпе.

– Тепочтли Ээкатль! – выкрикнул человек в котелке. – Твоя очередь!

– Не судьба, – усмехнулся Тепо, проходя мимо Науали. Раздавленный своей позорной неудачей, он так и сидел возле столба. Прислушивался к тому, как постепенно уходит ноющая боль в плечах и животе и хватал ртом воздух. – Ну ничего, повезет в другой раз.

Науали не ответил. Он видел, как Тепо карабкается по столбу, но отстраненно, точно на экране кинематографа. Он не любил кинематограф. Это мельтешение серых теней по белому полотну напоминало те проклятые сны . Правда, сегодня героем фильмы был он сам. Неглавным героем. Главный, в дурацких тряпках эпохи старых богов в это время вскарабкался на вершину столба и схватил фигурку, а тапер в темном зале все играл танго Тлапицаля о дружбе, где в каждой ноте звенело: «Ты неудачник! Ты просто мелкий тупой неудачник! Только неудачник мог так оплошать! Девчонки любят победителей, а ты – неудачник! Неудачник!..»

Наконец Науали заставил себя подняться на ноги. Подхватил ботинки, пиджак. Цветок атаауа выпал из петлицы. Ну и пусть. Низко опустив голову, он побрел от столба прочь. Черные камни мостовой, отполированные временем до почти обсидианового блеска. Кусок маисовой лепешки. Окурок сигары в луже. Губка. Та самая губка, которую подал ему Тепо, перед тем как он… Губка тоже лежала в неглубокой лужице. Вокруг нее вспухло несколько небольших радужных пузырей. Это еще что такое? Науали протянул руку, поднял ее. Губка была скользкой. «Тальк» вспенивался на ней густой белой шапкой с радужным отливом: – «Мыло?.. Что ж, поздравляю, Нау, тебя провели, как младенца!»

Он отшвырнул губку, резко распрямился и, глядя в толпу, заорал:

– Тепо-о!

Но Тепочтли, конечно же, нигде не было.

– Тепо! Никогда тебе не прощу, слышишь?! – Науали кинулся вперед, расталкивая людей локтями, выбрался из толпы и побежал.

Он знал, где искать эту парочку. Готов был спорить на что угодно: они там, на их любимом месте – на пустыре у входа в храм Пернатого Змея в виде зубастой пасти с отвалившейся верхней челюстью. Так и оказалось. Перед круглым храмом, составленным из каменных ступеней-колец, в пасти Змея они устроили себе небольшой пикник. У ног Читли, сидевшей на расстеленной накидке, привалившись к зубу Змея, стояла корзинка с тамале и фруктами. Тепо в обычной рубашке, штанах и гетрах примостился рядом и насвистывал на флейте что-то очень знакомое. Опять «Дружбу»? Или показалось? – проклятое танго теперь мерещилось везде и всюду. Иксочитли смотрела на Тепо с улыбкой. Науали как иголкой кольнуло: на него девушка еще ни разу так не смотрела. От этого стало совсем кисло.

– Нау? – выдохнула Иксочитли. Звук флейты, всхлипнув, резко умолк.

– Легок на помине! – хмыкнул Тепо.