Помолчав немного, Дэнни продолжал:
– Ты думаешь, что есть только один метод борьбы – ножами, ружьями, взрывчаткой. Но в этом случае ты играешь в игру генерала. Он умеет убивать значительно лучше нас и преимущество – на его стороне. Надо заставить его играть в нашу игру, тогда мы сможем победить.
– И какая же она, наша игра?
Дэнни смотрел на свои руки. В кожу под ногтями въелась синяя краска, напоминание о Золотых Воротах.
– Наша игра? Ну, ведь мы удерживаем торговцев на расстоянии от центра Города? Фермеры останавливаются у Даффа и не осмеливаются двигаться дальше. Мы можем показать человеку мир таким, какой не снился ему в худшем кошмаре. У нас получается вселить в пришельца тревогу и страх.
– Пока я не услышала ничего, что было бы полезным, во всяком случае, на войне.
Дэнни серьезно посмотрел ей в глаза.
– А мне кажется, все это может пригодиться. Особенно во время войны. Нам не надо убивать солдат Майлза. Надо убедить их покинуть Город подобру-поздорову. Враг должен думать, что мы можем уничтожить его в любую минуту. Этого будет достаточно. Надо рассматривать войну как художественный проект.
– Нет.
Дэнни, казалось, не заметил ее ответа.
– Я говорил с Ученым. Он считает, что исход войны в значительной степени зависит от настроя войск, их веры в общее дело. Ты что-нибудь слышала о войне, которую Штаты вели во Вьетнаме? Вьетнам – это совсем маленькая страна, а у Америки был тогда огромный военный потенциал, самый значительный в мире. И знаешь что? – Он сел, захваченный собственным энтузиазмом. – Вьетнам победил. Они выгнали американцев со своей земли.
– Не убив ни одного солдата?
– Они убили многих, но Ученый говорит, это не главное. Главное – они психологически сломили врага. Американцы потеряли веру в себя. И проиграли.
Дэнни подался вперед, его глаза блестели.
– А еще он рассказал мне об одном парне по имени Ганди. Страна, где он жил, была захвачена англичанами. Ганди изгнал чужеземцев своим способом – пассивным сопротивлением. Он не атаковал их, но мешал – всегда и во всем. Англичане не знали, что с ним делать. И они тоже проиграли. Тебе не кажется, что мы можем попробовать что-то в этом роде?
Джекс снова покачала головой.
– Как же ты не поймешь, война не может быть искусством. Мы должны их уничтожить.
Молодой человек осторожно взял ее за руку.
– Но ведь они тоже люди. Конечно, они нам не нравятся, но это не значит, что их надо истребить. У нас есть другой выход. Мы могли бы…
– Ты все равно не понимаешь! – воскликнула Джекс, вырывая руку, и убежала, бросив арбалет и стрелы на крыше.
Она выскочила на улицу. Внутри у нее был комок страха, причинявший невыносимую боль. Джекс чувствовала его края, его точное расположение, но не могла даже подумать о нем. Бронзовая девушка в центре площади поднимала ввысь трезубец. Ее глаза, как глаза Дэнни, смотрели в небо, не замечая мусора на земле. Враг войдет в Город и разрушит его, пока мечтательные художники любуются облаками и рассуждают о символах.
Джекс побрела, куда глаза глядят. В лужах отражались небоскребы, в каждой луже по-разному. Она шла, оставляя Дэнни позади. Он пугал ее. Слова, которые он говорил, по отдельности имели смысл; вместе же получалась какая-то белиберда. Что самое интересное, Дэнни сам верил в то, что говорил.
Дэнни доверял миру, доверял людям – и ей становилось страшно. Он всегда просил ее расслабиться – как будто это ей надо было измениться, пересмотреть взгляд на жизнь! Она говорила ему, что права, а он заблуждается, но он только улыбался. Дэнни был водой потока, который мчится, унося с собой камни. Так что же сильнее – вода или камень?
Джекс все шла, смотря на свое отражение в мутной воде луж. Она не может уйти из Города. Казалось бы, сбежать сейчас, пока не поздно, и сохранить себе жизнь. Но, как ни пытайся себя обмануть, она знает – здесь её место. Ее судьба навсегда связана с Сан-Франциско.
Через некоторое время девушка отметила, что в лужах отражаются незнакомые здания. Она вышла за пределы центра и шла, шла по неизвестному району.
По мере того как Джекс продолжала уныло брести, ее постепенно охватило отчетливое чувство – мама здесь! Она точно не знала, в какой момент поняла, что мать ведет ее куда-то, но, заметив мамино лицо, отразившееся в луже, ничуть не удивилась. Мама улыбнулась, и отражение растаяло.
Джекс подняла голову и остановилась. Она стояла на Эшбери-стрит, перед двухэтажным домом викторианского стиля. Дом был когда-то выкрашен голубой краской с белыми и золотыми наличниками вокруг больших окон-фонарей. Краска облупилась и облезла с годами. Крыша, выступавшая далеко вперед, отбрасывала тень на входную дверь, на которой все еще висел венок из колосьев пшеницы.
Читать дальше