Роберт Хайнлайн - Туннель в небе. Имею скафандр — готов путешествовать!

О себе я этого сказать не мог.

— Слушай, а где мы находимся, собственно говоря? Крошка глянула на свои часики с Микки-Маусом на циферблате, нахмурила лоб и сказала:

— По-моему, на полпути к Луне.

— Что?!

— Точно я, конечно, не знаю. Но кажется естественным, что они решили вернуться на свою ближайшую базу, откуда мы с Мэмми и пытались бежать.

— Ты хочешь сказать, что мы в корабле?

— Либо в том, который угнала я, либо во втором, где же, по-твоему, еще?

— В психушке.

Она уставилась на меня во все глаза, потом усмехнулась.

— Ну, что ты, Кип! Ты ведь не утратил еще ощущения реальности.

— А кто его знает! Космические пираты, Мэмми какая-то!

Она нахмурилась и прикусила большой палец.

— Да, пожалуй, такие события могут сбить с толку. Но верь своим глазам и ушам. Я-то чувства реальности никогда не теряю, смею тебя уверить. Я, видишь ли, гений.

Слова ее звучали не похвальбой, а просто спокойной констатацией факта и не вызвали у меня даже тени сомнения. Хоть и услышал я их от тощей девчонки, играющей с тряпичной куклой.

Но вряд ли ее гениальность сможет нам сейчас помочь.

— М-да, космические пираты… — продолжала Крошка. — Не в названии, конечно, дело, но действуют они в космосе по-пиратски, так что суди сам. Что же касается Мэмми… то подожди, пока ее увидишь.

— А она-то как сюда затесалась?

— Сложная история. Пусть лучше она сама тебе расскажет. Вообще-то она полицейский, который их преследовал, и…

— Полицейский?

— Боюсь, что здесь сказывается очередное семантическое несоответствие. Мэмми понимает, какой смысл мы вкладываем в слово «полицейский», и, сдается мне, считает данную концепцию неразумной. Но как же иначе называть личность, занимающуюся розыском и преследованием преступников, если не «полицейским»?

— Похоже, что больше никак.

— Вот и я про то же. — Она снова взглянула на часы,

— Но сейчас нам пора за что-нибудь зацепиться, потому что через несколько минут мы будем на полпути к Луне, а все эти перевороты через голову ощущаются даже в креслах с ремнями.

— За что же здесь зацепиться?

— Особенно не за что, конечно. Но если мы сядем в самой узкой части комнаты и упремся друг в друга, то сумеем удержаться на месте.

Так мы и сделали.

— Крошка, а откуда ты знаешь, когда они начнут разворачиваться?

— Сознания я не теряла, они просто схватили меня и затащили внутрь, поэтому время старта мне известно. Принимая за место назначения Луну, что самое вероятное, и исходя из того, что весь перелет происходит при одном «g», поскольку я не чувствую никаких изменений в своем весе… А ты чувствуешь?

— Вроде нет,

— Вот видишь, а то мое чувство веса может быть нарушено долгим пребыванием на Луне. Итак, если эти предположения верны, продолжительность полета составляет три с половиной часа, а расчетным временем прибытия следует считать 9:30, так что разворот приходится на 7:45, то есть на сейчас.

— Что, разве уже так поздно? — Я посмотрел на часы.

— На моих только без четверти два.

— Твои часы показывают время твоего пояса. Мои показывают принятое на Луне гринвичское время. Держись! Начинается!

Пол накренился, изогнулся и ушел из-под меня. Голова пошла кругом, внутренности сделали сальто-мортале. Потом все успокоилось, и головокружение прошло.

— Ты как, в порядке? — спросила Крошка. Напрягшись, я уставился в одну точку.

— Вроде да.

Их пилот разворачивается быстрее, чем я. Теперь уж совсем все ясно. Мы летим на Луну. Будем там через час сорок пять.

Я все еще до конца не верил.

— Слушай, Крошка. Что же это за корабль, если он способен гнать всю дорогу до Луны при одном «g»? Секретный, что ли? Да и ты-то как очутилась на Луне? И зачем тебе понадобилось красть корабль?

Вздохнув, она заговорила с куклой:

— Любопытный он мальчик, мадам Помпадур. Как же я могу отвечать на три вопроса сразу? Это — летающая тарелка, и…

— Летающая тарелка! Дальше можешь не продолжать!

— Перебивать невежливо. Можешь назвать ее, как тебе заблагорассудится, официально установленного термина все равно не существует. По очертаниям на самом деле она больше походит на ржаной хлеб, такой приплюснутый у полюсов сфероид, то есть форма, определяемая…

— Я знаю, что такое приплюснутый сфероид, — отрезал я.

Я устал и изрядно расстроился, на что имелось достаточно причин: и сломанный холодильник, испортивший мне хорошие брюки, и удар, полученный в спину, когда я из благородных побуждений, по-рыцарски бросился вперед. А что касается гениальных девчонок, то я начинал приходить к выводу, что свою гениальность им бы лучше держать при себе.