Борис Зубков - Призраки

Прайс отодвинул стул. Клочья омерзительной паутины свисали с сиденья и тащились за стулом, приклеившись к ножке стола. Тесть довольно захихикал синтетическая паутина выглядела натурально и достаточно противно. Предстоял трудный разговор с сыном, еще большие трудности - впереди, не стоило тратить силы на бесполезное пререкание со стариком, и Прайс вьгмученно улыбнулся.

Сын Генри, бледный, с покрасневшими глазами - следы сверхурочной ночной работы, - тыкал вилкой в кусочки поджаренного хлеба. То же самое сделал и Прайс, а тесть с заблестевшими от удовольствия глазами наблюдал за ними.

Когда старик уходил утром в пивную, Прайс обшарил его комнату, но ничего не нашел, кроме дюжины заводных клопов, которых тесть намеревался подложить кому-нибудь под одеяло. Между тем коммивояжер точно знал, что старик не так давно обновил свой запас сюрприз-бутербродов, намертво приклеивающихся к зубам, и зудящих конфет, издающих при раскусывании нестерпимое жужжание, напоминающее бормашину. Теперь каждый кусок хлеба, ветчины или кекса приходилось протыкать вилкой раньше, чем отправить его в рот.

Обед начался молча. Сали поймала взгляд Прайса и показала глазами на Генри: "Начинай! Чего ты ждешь?" Прайс мотнул головой: "Сейчас!.." Почему он перестал понимать сына? Вот он рядом -- протяни руку, сможешь дотронуться до его плеча - и вместе с тем так далеко. Словно и нет его здесь. О чем он думает, машинально поглощая суп? О своей работе? Она ему мало приятна. О Моди? Кто она сыну - невеста, возлюбленная или просто знакомая? Даже это он, отец, не знает. Прайс задумчиво поболтал ложкой в супе...

Кошмар!.. Ужас!.. Какая гадость!.. В тарелке, извиваясь среди янтарных капель жира, плавали толстые белые черви. Прайс прижал к губам салфетку. Тесть вскочил со стула и захлопал в ладоши.

- Удалось! Удалось! Славная шуточка!

Он ухитрился подсыпать в тарелку горсть извивающихся полимерных макарон. В такие минуты Прайс ненавидел тестя, жену, самого себя. Долго сдерживаемое раздражение готово было прорваться наружу. Но тесть захохотал совсем оглушительно, и вдруг у него из рта выскочили искусственные челюсти. Они упали на стол и, громко клацая зубами, запрыгали между стаканами. Тесть оторопел.

- Два - ноль в мою пользу, - спокойно сказал Генри. - Сегодня утром я подложил в твой стаканчик челюсть-самоходку. Изделия фирмы "Ежедневные ужасы" доступны любому. Не так ли, дед?

- Мы все любим шутки, - примирительно сказала Сали. - Шутить очень модно. Говорят, что пять минут смеха заменяют по витаминности литр томатного сока.

- Злобные шуточки, - пробурчал Кен.

- Мама права, - сказал Генри. - Надо шутить. Знаешь, папа, как надо шутить? Напористо и страшно. Мы живем в страшном мире. Надо быть жестоким и страшным или хотя бы казаться таким.

Глаза жены умоляли: "Поговори с мальчиком! Теперь самое время!" Прайс откашлялся.

- Мы давно не видели Моди, - начал он. - Она здорова? Ты встречаешься с ней?

- Она здорова. У нее умер дядя.

- Так... так... Она горюет, ей не до нас. Это похвально.

- Моди действительно горюет. И я вместе с ней. Но боюсь, папа, что причина нашего горя совсем не та, что ты думаешь.

Вмешалась Сали. Как всегда, ее вопросы оказались более практичны.

- Говорят, что дядя был крупным акционером фирмы "Галеты "Пупс"?

- Он держал почти половину акций. А Моди была его единственной наследницей.

- Была?

- Да. Несостоявшаяся наследница.

Генри прорвало. Он заговорил быстро и сбивчиво:

- Вы знаете, я работаю много. Каждый день я проверяю километры кабелей. Подводка к телекамерам негласного надзора. Прячусь от любопытных глаз, делаю вид, что ремонтирую папиросные автоматы или интересуюсь уличным освещением. Я обслуживаю район 301-Б. Телекамер тотального надзора все прибавляется. Теперь полицейское управление ставит их возле каждой магазинной двери. На перекрестках - по четыре, по восемь камер. Даже на крышах. Камер все больше, а платят по-прежнему. Я сбиваюсь с ног. Наследство Моди было моим главным шансом. Единственным шансом. Я хотел учиться. Ты знаешь, папа...

- Неужели старик не оставил ей ничего?

- Ничего. Даже фаянсовой плевательницы. Перед смертью он становился все подозрительнее и подозрительнее. Часто повторял: любовь наследников мираж. Потом приобрел кресло-индикатор.

- Это еще что такое?

- В сиденье кресла вмонтированы специальные клапаны. По степени расслабления или напряжения ягодичных мышц кресло определяет искренность слов того, кто в нем сидит. Шарлатанство, разумеется. Но старый богач верил в креслоиндикатор больше, чем в людей. Он пригласил Моди, угостил чаем с вишневым вареньем. Завел разговор о своих болезнях. Моди уверяла, что желает его видеть живым и здоровым еще много лет. А кресло просигналило: "Врет!" Ягодичные мышцы подвели нас.