Джек Вэнс - Ночной огонь

«О чем тут беспокоиться? — пожал плечами Джаро. — Меня это скорее позабавило. Он не представляет никакой опасности».

«Не будь так уверен! У Броя вспыльчивый нрав, причем он слывет нешуточным дуэлистом».

«Хорошо, постараюсь его не провоцировать».

На следующий день Джаро и Скирль отправились осматривать заброшенный дворец Сомар, цитадель давно вымершей династии Сумарджианов. Их сопровождали два кавалера из династии Рейми и еще два молодых человека из династии Иммир. В библиотеке древнего дворца Скирль задержалась, чтобы рассмотреть книги на полках — увесистые тома в рельефных кожаных переплетах с бесчисленными страницами, заполненными каллиграфическим рукописным текстом, часто перемежавшимся выполненными вручную иллюстрациями.

Роблей дин-Иммир, явно испытывавший интерес к молодой инопланетянке, остался с ней, в то время как остальные перешли в парадную гостиную. Роблей объяснил Скирли назначение книг: «Когда-то каждый роум пытался увековечить свою жизнь в одной из таких книг. Любая из них содержит историю чьей-то жизни. Это не просто дневники — это своего рода произведения искусства, наполненные интимными откровениями и поэтическими опытами; летописец мог запечатлевать их без смущения, так как его книга открывалась перед глазами других только после его смерти. Иллюстрации создавались с огромным вниманием к деталям, выбирались самые изысканные и благородные сочетания цветов — иногда яркие, бросающиеся в глаза, иногда приглушенные и туманные. Костюмы персонажей, конечно, архаичны, но для того, кто читает книгу, иллюстрации оживают и проходят перед глазами чередой славных побед и позорных поражений. Как вы можете видеть, автор свободно владеет техникой рисования, и стиль соответствует характеру его личности. Иногда зарисованные сцены носят невинный характер, словно их подсматривал ребенок; в иных случаях они полны сдержанной страсти. Многие считают, что эти книги выражали стремление их создателей жить вечно. В старину роумы верили — возможно, вполне серьезно — что они могли вложить в такие книги сущность своего бытия, что книги могли каким-то образом остановить время и сохранить его, что создатель книги никогда не умирал, но продолжал блуждать в каком-то бестелесном полусне по страницам, старательно заполненным всем тем, что отличало его преходящий разум от лишенной воли, бессмысленной материи». Роблей поморщился: «Должен признаться, мы все еще относимся к этим книгам с благоговением, когда посещаем тот или другой заброшенный дворец».

«Сколько лет этим книгам?»

«Обычай оставлять после себя «книги жизни» вошел в моду примерно три тысячи лет тому назад, и эта традиция продолжалась не меньше тысячи лет. В какой-то момент интерес к подобным занятиям внезапно пропал. Теперь никому и в голову не придет посвящать столько времени и трудов составлению иллюстрированных мемуаров».

«Записывать и зарисовывать воспоминания и фантазии лучше, чем прожить всю жизнь и ничего после себя не оставить».

«Да, — задумчиво произнес Роблей. — Думаю, что вы правы». Он взял книгу из рук девушки и безразлично пролистал несколько страниц, время от времени приглядываясь к деталям изысканных рисунков и орнаментов: «Древние роумы во многом на нас походили, конечно, хотя странно видеть их причудливые костюмы и пытаться представить себе, как и чем они жили. Возникает впечатление, что они были счастливее нас. Сегодня во всем ощущается усталость. Ромарт разлагается, его былое величие никогда не вернется». Роблей поставил книгу на полку: «Я редко заглядываю в эти жизнеописания. Они навевают мрачное настроение, от которого я не могу избавиться несколько дней».

«Жаль! — сказала Скирль. — На вашем месте я отправилась бы познакомиться с настоящей жизнью на других планетах Ойкумены и, может быть нашла бы себе полезное применение, соответствующее моему характеру».

Роблей тоскливо улыбнулся: «Тогда мне пришлось бы работать только для того, чтобы платить за кров и пищу».

«Вполне возможно».

«В Ромарте мне не нужно работать. Я живу во дворце, меня превосходно кормят. Трудно игнорировать разницу».

Скирль рассмеялась: «Вы отрезали себя от действительности, замкнувшись, как устрицы в раковинах».

Роблей поднял брови: «Вы не стали бы так говорить, если бы знали меня лучше! Я дрался на четырех дуэлях и дважды выходил на охоту за призраками. Кроме того, я — капитан драгунов. Но довольно говорить обо мне! Давайте поговорим о вас. Прежде всего, вопрос чрезвычайной важности: вы уже с кем-то обручены?»