Мина Уэно - Ильхо

Сестра застыла у выхода из холла. Легкий вечерний ветерок, скинувший с себя гнет жалящего солнца, играл с ее тонкими волосами, выбившимися из прически, – только у них двоих на всем острове волосы были светлые, даже у тетки они с годами потемнели, а у отца и вовсе серебрились сединой. Платье ее, хоть и пошитое из легкой, струящейся ткани, все же было многослойным – как она носила его днем, в такой зной, да еще и с корсетом? Местные простолюдинки давно от него избавились и, кажется, ни о чем не жалели.

– Пошли с нами, – он ласково поманил её, решив, что, если б она согласилась, он даже не стал бы продираться сквозь сад – обошлись бы обычной дорожкой.

Глаза сестры сделались круглыми от испуга.

– К-куда?..

– На пляж. Будут танцы, – Ильхо не сдержал при этом радостной ухмылки. Самое лучшее времяпрепровождение после катания на волнах.

– Танцевать… с рабочими?

– Там все собираются.

– Мы – не собираемся. Я слышала, что люди там почти что голые и жмутся друг к другу. Это неприлично, – шепотом добавила она, краснея.

Ильхо закатил глаза и рассмеялся.

– Танцевать тебя никто не заставляет. Можешь просто прогуляться по пляжу. Там красиво.

Лолли мотнула головой.

В возрасте одиннадцати лет сестра упала в море с обрыва. Ее вытащили из воды, а Герцог вернул с того света, но, по наблюдениям Ильхо, после того случая Лолли сделалась пугливой и глуповатой и из замка больше не выходила – гуляла только в саду, смотрела на море с открытых террас и говорила о женихах.

– Ты знаешь, что скоро будут гости? – спросила сестра взволнованно.

Отец говорил что-то такое, да.

Ильхо пожал плечами. Время от времени к ним наведывались разные люди: ученые, дворяне, авантюристы – все, кто мог выбить себе при дворе разрешение на посещение острова. Иногда было интересно, иногда – смертельно скучно. В любом случае, он всегда мог сбежать с приема, если ему не нравилось, и улизнуть из замка, чтобы отправиться с Тео нырять за жемчугом или собирать моллюсков.

Судя по тому, как взгляд сестры подернулся мечтательной пеленой, она грезила, что на остров прибудет какой-нибудь молодой, статный дворянин, на худой конец – военный.

– Хей! Ильхо! – донеслось откуда-то снизу. Лолли вскрикнула, когда над перилами террасы показалась голова Тео. В сумерках и в тени крыши он был почти черен лицом.

– Ай, иду, Тео!

Ильхо махнул на прощание сестре, во все глаза глядевшей на карабкающегося как обезьяна Тео.

– Лолли, Лолли! – донёсся издалека теткин голос, полный злости и беспокойства.

Но Ильхо в сопровождении друга уже спускался вниз по отвесной стене. На его счастье, в Коралловом замке не было ни одной прямой линии, ни одной ровной поверхности, и выступов для рук и ног находилось предостаточно.

Закат, как всегда, торопился. Он отгорал в здешних местах столь стремительно, что полюбоваться им удавалось не каждому.

Южная ночь пахла нежно, сладко.

При свете солнца все взоры невольно устремлялись к океану. Остров же казался песчинкой в его водах. Глубокие синие волны вдали и лазурные вблизи – они искрились в ярких лучах.

Но стоило солнцу зайти, как океан превращался в темное рокочущее ничто, в пустоту, в непроглядную пучину, а их маленький клочок земли становился убежищем посреди хаоса.

Простой народ любил веселиться. Забот днем хватало, хоть никого и не принуждали работать до изнеможения, а с наступлением темноты люди в возрасте любили посидеть в местном баре, скоротать вечер за разговором, песней и чарочкой самодельного вина или водки. Но те, кто помоложе, предпочитали более шумные увеселения.

Ильхо с Тео пробирались сквозь заросли, обходя тропинку. Вдалеке, перекликаясь с волнами, звенели под быстрыми и ловкими пальцами гитарные струны. Музыку здесь любили: жизнь под солнцем в окружении волн располагала слышать и слушать. Звук тут могли извлечь из чего угодно – казалось, даже из воздуха. И, если под рукой не оказывалось музыкального инструмента, им могли послужить горшки и палки, песок в раковинах, панцири черепах – все что угодно.

В замке развлечения были редкостью. Да и те чопорные приемы, что устраивались для редких и немногочисленных гостей, были далеки от простого безмятежного веселья на ночном берегу.

А на пляже было на что поглядеть. Юноши избавлялись от рубашек и жилеток, штаны подворачивали до коленей, а то и вовсе обходились набедренными повязками. Девушки же сбрасывали опостылевшие в жару платья и оставались в одних лишь сорочках, подолы которых подвязывали узлом сбоку, чтобы укоротить до колен, а то и выше. А те, что посмелее, прикрывали тело набедренной повязкой, стягивая грудь полоской ткани. Ночь дарила свободу делать то, что не осмелишься при свете дня.