Гарри Гаррисон - Чувство долга. Чума из космоса

— Оставайтесь в прежней позе, — сказал ему Брайан. — Это меня не волнует. Но если вы из-за своей суетливости сломаете аппаратуру, можете считать себя приговоренным к смерти. Посмотрите, можно ли настроить передатчик на эту частоту. — Брайан написал на листке цифры и показал оператору. Это была частота, которую сообщил ему профессор Крафт для связи с нелегальными террористами — ниджордской армией.

Оператор настроил аппаратуру и протянул микрофон Брайану.

— Говорит Бренд, директор ОКВ. Отзовитесь, пожалуйста, — Брайан повторял это не менее десяти минут, пока, наконец, не получил ответ.

— Что вы хотите?

— У меня крайне важное сообщение для вас, и мне нужна ваша помощь. Хотите ли вы получить по радио дополнительную информацию?

— Нет. Ждите, мы встретимся с вами после наступления темноты. — Передатчик замолчал.

Тридцать пять часов до конца мира, и все, что он мог делать, это ждать.

У себя на столе Брайан обнаружил аккуратные папки бумаг. Садясь и принимаясь просматривать их, он ощутил арктический холод в кабинете. Холод шел из кондиционера, закрытого стальными приваренными пластинами. Доступа к регулированию кондиционера не было. Кто-то неплохо подшутил над ним. Но все же было очень холодно. Брайан бил по пластине, пока она не поддалась и не согнулась. Внимательно изучив внутренности регулирующего устройства, он отсоединил один провод. Он был вознагражден треском и запахом дыма. Кондиционер застонал и выключился.

На пороге стоял Фоссел с грудой бумаг в руках, с шокированным выражением на лице.

— Что в этой папке? — спросил Брайан.

Фоссел постарался справиться со своим лицом и положил папки на стол, добавив их к прежним.

— Здесь доклады всех секций, о которых вы спрашивали. Подробные наблюдения, выводы, предложения и т.д.

— А в другой?

— Межпланетная корреспонденция, комиссионные фактуры, реквизиты. — Отвечая, он подравнивал груду папок. — Ежедневные рапорта, журналы госпиталя… — и голос его замер, когда Брайан сдвинул груду папок на край стола и сбросил ее в корзину для бумаг.

— Иными словами, бюрократизм, — сказал Брайан. — Что ж, с этим покончено.

Один за другим доклады наблюдателей следовали в корзину, пока стол не очистился. Ничего. Именно этого он и ожидал. И все же сохранился незначительный шанс, что доклад какого-нибудь специалиста даст ему новый толчок. Нет, они все были узкими специалистами.

Небо за окном потемнело. Охраннику у входа было приказано впускать любого, кто будет спрашивать директора. Делать было нечего, пока ниджордские повстанцы не свяжутся с Брайаном. В нем нарастало раздражение. В конце концов, может Леа отыскала еще что-нибудь конструктивное, он должен взглянуть.

С чувством приятного предвкушения он растворил дверь лаборатории. Она поддалась с трудом. Микроскоп был зачехлен. Леа не было. «Она обедает», — подумал он, — «или… она в госпитале». Госпиталь был этажом ниже, и он вначале отправился туда.

— Конечно она, здесь, — сказал доктор. — Где еще может быть девушка в таком состоянии? Она достаточно поработала сегодня. Завтра последний день, и если вы хотите, чтобы она имела возможность поработать до крайнего срока, лучше пусть поспит ночью. Пусть отдыхают все сотрудники. Теперь они буквально падают с ног. Я весь день раздавал им транквилизаторы.

— Весь мир падает с ног. Как состояние Леа?

— С учетом того, что она перенесла, отличное. Взгляните сами, если моего слова недостаточно. У меня тут есть и другие пациенты.

— Это беспокоит вас, доктор?

— Конечно. Я также могу испытывать страх, как и все остальные. Мы сидим на тикающей бомбе, и мне это не нравится. Я буду делать свою работу, пока в этом будет необходимость, но я чертовски обрадуюсь, когда нас вывезут отсюда. Единственная шкура, о которой я могу эмоционально думать теперь — это моя собственная. И если хотите знать, все сотрудники испытывают то же самое. Надо смотреть реальности в глаза.

— Я так и делаю, — сказал Брайан в спину уходящему доктору.

Комната Леа освещалась лишь дисанской луной, пробивающейся сквозь окно. Он вошел и притворил за собой дверь. Тихо ступая, он подошел к кровати. Леа спала, дыхание ее было спокойным и ровным… Ночной сон для нее сейчас лучше любых лекарств.

Он должен уйти: однако вместо этого он сел в кресло, стоявшее рядом с ее кроватью. Охранники знали, где он: он мог подождать здесь, как и в любом другом месте.

Это было украденное мгновение покоя в мире, стоящем на краю гибели. Он был благодарен за него. Все в лунном свете выглядело менее резким, и он чувствовал, как ослабевает выражение его глаз. Лицо Леа в лунном свете было молодым и прекрасным и резко контрастировало с этим ядовитым миром. Руки ее лежали поверх одеяла, и, повинуясь внезапному импульсу, он взял их в свои. Глядя через окно на пустыню, он позволил миру войти в себя, заставляя себя забыть, что через день эта жизнь будет сметена с лица планеты.