Гарри Гаррисон - Чувство долга. Чума из космоса

— Я ужасно выгляжу, — сказала она, прижимая ладони к вискам. — Похожа на хорошо намасленный и слегка поджаренный кусок говядины. — Она внезапно отняла руки от висков и взяла его за руку. Ладони ее были слегка теплые и влажные. — Спасибо, Брайан…

Больше она ничего не сказала. Ее общество на Земле было высокоцивилизованным и сложным, способным обсудить любую проблему без эмоций и смущения. Это хорошо при многих обстоятельствах, но создает затруднения, когда нужно поблагодарить человека, спасшего тебе жизнь. Когда вы пытаетесь выразить это, получается нечто похожее на монолог исторической пьесы. Не было, однако, сомнения в том, что она чувствовала. Глаза ее были огромны и темны: зрачки расширены от действия лекарств, которые она приняла. Они не лгали, не лгали и чувства, которые она испытывала. Он не ответил, только немного задержал ее руку в своей.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он и почувствовал угрызения совести, вспомнив, что именно по его приказу она встала с постели и принялась за работу.

— Должна была бы чувствовать себя ужасно, — ответила она, слабо кивнув головой, — но сейчас я как будто летаю по воздуху. Я так напичкана болеутоляющими и стимулирующими средствами, что не чувствую собственного веса. У меня атрофированы нервные окончания, я будто хожу на двух надувных баллонах. Спасибо, что извлекли меня из этого ужасного госпиталя и разрешили работать.

Брайан сказал, что уже жалеет об этом.

— Не жалейте, — сказала Леа, увидев огорченное выражение его лица. — У меня ничего не болит. Честно, немного кружится голова временами, больше ничего. А здесь работа, ради которой я прилетела. Я не могу вам сказать, как интересно то, что я наблюдаю. Ради этого стоило печься на солнце и вариться в масле.

Она наклонилась к микроскопу и подвернула объектив.

— Бедный Айджел был прав, говоря, что для экзобиолога эта планета поразительна. Эта водоросль похожа на Одостомну, но у нее паразитические изменения, настолько глубокие…

— Я кое-что вспомнил, — прервал Брайан ее восторженную лекцию, лишь половину которой он понял. — Разве Айджел не выражал надежду, что вы будете изучать и туземцев, а не только их окружение? Проблема в дисанцах, а не в местной дикой жизни.

— Но я изучаю их, — возразила Леа. — Дисанцы выработали невероятно развитые формы комменсализма. Они так тесно связаны с другими жизненными формами, что их можно изучать только вместе с окружением. Сомневаюсь, чтобы у них было больше физических изменений, чем у этой водоросли, но, конечно, у них значительные физиологические сдвиги и приспособления, которые неожиданно проявляют себя. Один из этих сдвигов может служить объяснением их стремления к планетному самоубийству.

— Возможно, это и правда, но я так не думаю, — сказал Брайан. — Этим утром я предпринял небольшую экспедицию и кое-что обнаружил.

Впервые Леа обратила внимание на его синяки. Ее затуманенный наркотиками мозг мог следовать лишь по одной линии, и поэтому она не заметила вначале его повязки и следов драки.

— Я наносил визит, — сказал Брайан, предупреждая готовый сорваться с ее губ вопрос. — За всю суматоху ответственны магты, и я хотел поглядеть на них поближе, прежде чем принять решение. Это было не очень приятно, но я нашел то, что хотел. Они во всех отношениях отличны от нормальных дисанцев, Я сравнивал их. Я говорил с Ульвом — туземцем, который спас нас в пустыне, и мог понимать его. Он во многих отношениях не таков, как мы, он и не может быть таким, живя в этом пекле, и все же он, несомненно, человек. Он дал нам воды, когда мы нуждались в ней, а потом позвал помощь. Магты — высший класс Диса — прямо противоположны ему. Самая хладнокровная и безжалостная банда убийц, каких только можно представить. Встретив меня, они пытались безо всякой видимой причины убить меня. Их одежда, привычки, утварь, обычаи — все отлично от нормальных дисанцев.

Еще более важно, что магты холодны и бесчеловечны, как рептилии. У них нет эмоций, нет любви, нет ненависти, нет гнева, нет страха — ничего. Каждый из них просто холодная сумма реакций и жизненных процессов, безо всяких эмоций.

— Вы не преувеличиваете? — спросила Леа. — В конце концов, вы не можете быть уверены. Возможность скрывать свои эмоции может объясняться тренировкой. Каждый может научиться скрывать свои эмоции.

— Я согласен. Каждый, но не магт. Я не могу сейчас вдаваться в подробности, так что вам придется принять мои слова на веру. Даже перед смертью они не испытывают ни страха, ни ненависти. Это звучит невероятно, но это правда.