Елена Забродина - Карантинная Мадонна. Враг не снаружи, враг – внутри

– Я не местная. Я только сегодня приехала. Но никого не застала… Мне нужно домой!

Она сделала шаг вперед. И уткнулась в дуло автомата. Абсурд, ее не убьют, в нее не будут стрелять. Она смотрела в респираторы двоих, стоящих на фоне догорающего джипа и не верила происходящему.

– Отойдите, – услышала она приглушенный респиратором голос. – Мы выполняем приказ.

– Пусть меня отвезут к врачу, пусть сделают анализы…

Инга ухватилась рукой за дуло автомата. Страха не было. Потому что это было похоже на сон. А сон – это, пусть и страшная, но нереальность.

Позади них уже поднялся к небу столбик, уже утрамбовывали землю вокруг. Уже подводили провода.

– Ждите. К вам едут вирусологи. Больше ничем помочь… – тот же сочувствующий голос. И жалостливые глаза поверх маски. Такие же красивые, как у Гриши. Глаза моргнули, так бытово, так реально… И пришло страшное осознание – все наяву. Ее не выпустят отсюда. Никто не пожалеет. Она в ловушке.

– Я вас умоляю, – вдруг заплакала Инга. – Я беременна. Мне нельзя здесь… Прошу вас…

Не выпуская из рук дула автомата, она упала на колени. Никогда она не позволяла себе такой позы, такого унижения. Но сейчас было все равно. Как она выглядит, что собой представляет…

– Прошу вас… ради ребенка…

Две пары сильных рук подхватили ее за подмышки и оттащили назад, всего на несколько шагов. Осторожно опустили на землю и сразу отбежали. Тут же в землю воткнули последний столбик, намотали провода. Инга рванулась к ним, хотела схватиться за провод, порвать, но поведение военных ее остановило. Они напряженно замерли, как будто выжидая, бросится она на колючую проволоку или нет? В глазах отражались страх и холодное любопытство. Инга застыла, остановившись в нескольких сантиметрах от проводов, испуганно опустила руки. Граница снова была восстановлена и вот-вот по ней пустят невидимый глазу ток.

– Не выходите на улицу, забейте все дыры в квартире. Запаситесь продуктами, если еще успеете, и сидите дома, пока за вами не придут. Мы надеемся, это не продлится долго.

Это сказал тот, с синими глазами.

– Извините…

Военные запрыгнули в кузов, так же проворно, как и выпрыгнули из него, забрав с собой инструмент. Через минуту грузовик исчез из поля зрения. На заднем плане, там, за проволокой, из оврага валил дым вперемежку с паром – джип потушили. Она сидела в траве, находясь в прострации. Мыслей не было. Запах горелой резины достиг ее носа, попал внутрь и ее вырвало. Вот так закончилась жизнь несчастного Гришки. Вот так начинается жизнь ее ребенка. Нужно возвращаться. Возможно, в деревне осталась мать Егора. Ведь соседка ничего не сказала про мать. Она ей поможет. Она не может не помочь.

Инга встала на ноги и поплелась назад, по следу колес от джипа. Потому что другого пути назад она не знала.

Она прошла все поле насквозь, с трудом продираясь сквозь густые дебри пшеницы. Каблуки проваливались в землю, цеплялись за стебли, прокаленный воздух обжигал горло. Вышла на дорогу. Уже не было одиноких, стоящих у обочины машин. Все вернулись. Или стоят возле закрытых дорог. Очень хотелось пить. Плечи обгорели на солнце, и было больно от натирающего ремешка сумочки.

Инга набрала номер Егора, в волнении облизнула сухие губы. Тишина от него пугала. И сейчас он не ответил. Что-то здесь было не так. Если бы Егор не смог позвонить, то обязательно бы послал хоть какую-то смс-ку. Тем более, он должен был уже три раза успеть доехать до дома. Или он не понял, что она поехала за ним? Ведь она не оставила записки, ей и в голову не могло прийти, что они разминутся. А если и так – для чего нужен телефон? Чтоб таскать его в кармане?

Тревога сжала сердце. Господи, что с Егором? Только бы не серьезно заболел и не слег где-то без сознания в неизвестной больнице. А то как еще оправдать его молчание? Пусть лучше он потерял телефон. Кому бы позвонить, кого спросить? Возможно, кто-то его встретил в городе? Телефонная книжка была полна именами, а позвонить некому. Даже своим родителям, которые живут неподалеку. Что она им скажет? Мать ее саму же обвинит в случившемся, велит сидеть и не высовываться. Отец что-то равнодушно проворчит… Нет, не нужно им ничего знать. Дня через два-три карантин снимут, и все будет как прежде…

Так, где же все-таки, Егор?

Небо было все таким же ясным. Ни облачка. Солнце, правда, уже клонилось к западу. Скоро вечер. Инга все шла и шла. Сначала она попыталась идти босиком – босоножки только мешали, увязая в сухой, рассыпающейся земле. Но так стало больнее. Снова надела обувь. У обочины появился лес. Да, они проезжали его. Это тень, это успокоение.