Валентин Холмогоров - Разлом

Полутемный тоннель, освещаемый скудным электрическим светом. Две линии стальных рельс убегают в его нутро. Гигантская платформа с опустевшей направляющей, словно спящий стальной динозавр. И ни души вокруг. А что, если… Нет, пришедшая в голову Ивану идея, конечно, выглядела совершенной авантюрой, но попробовать все же стоило. Еще раз оглядевшись по сторонам, он осторожно приблизился к железной махине.

Наверх вел крутой и скользкий стальной трап с перекладинами-рейками без всяких поручней. По левую руку от мостка – овальная дверь, из ее покрытой заклепками поверхности торчит круглый штурвал. Как бишь называется такой замок? Иван когда-то помнил нужное слово, но теперь оно напрочь вылетело из головы. Два полных оборота – и вот он уже внутри тесного помещения, сплошь заставленного хитроумным оборудованием непонятного назначения. К управлению самой платформой оно, похоже, отношения не имеет, скорее всего это пусковые системы. Выбравшись наружу, Ударник прогрохотал по огороженному леерами длинному мостку, покуда не наткнулся на еще одну дверь, ведущую в самое чрево исполинской машины. За ней короткий, крашенный красной краской трап, на сей раз ведущий вниз, – и вот оно, машинное отделение. Обитые деревянными рейками стены, тянущиеся вдоль них трубы, а вокруг – изобилие ручек, рычагов, циферблатов и манометров, аж глаза разбегаются. Иван никогда раньше не имел дела с паровыми машинами, а тут их вроде бы имелось сразу несколько. Самое интересное заключалось в том, что все это хозяйство сейчас жило собственной жизнью – стрелки на циферблатах дрожали и подергивались, в недрах машинного отсека что-то монотонно гудело, лязгали клапаны, и тяжело вздыхала дремлющая пневматика. Ударник вдруг вспомнил, как однажды разговорился с местным железнодорожником, и тот поведал ему страшную тайну: паровозы никогда не тушат. Чтобы растопить угольную топку и нагреть нужный объем пара да добиться рабочего давления в магистралях, нужно как минимум шесть-семь часов и очень много дорогого угля. Потому паровую машину глушат лишь когда паровоз закатывают в депо на капитальный ремонт топки или на промывку котлов, в остальное время он работает в щадящем режиме, даже если подолгу стоит в ожидании груза на вокзале. Такой вот вечный двигатель на угольном ходу. А тут вон какая махина! Чтобы запустить этакого монстра, шести часов будет мало, его неделю греть придется. И воду носить еще неделю целым батальоном, причем круглосуточно. Значит, двигатели самоходной платформы все еще работают, нужно только понять, как их разбудить и заставить стронуть этого чудовищного левиафана с места.

Ударник с тоской оглядел десятки торчащих у него над головой рычагов и ручек, и тут его пробрала задорная и веселая злость. Ему осточертели сурганцы, возомнившие себя властелинами мира и потому диктующие всем вокруг свою волю. Солдаты, топчущие чужую землю и считающие, что несут покоренным народам благо прогресса и цивилизации. Лагерные охранники, безнаказанно измывающиеся над людьми, запертыми, как животные, в клетке. Местные правители, решившие избавиться от землян, что десятилетиями контролировали потоки контрабанды между мирами и поддерживали тем самым хрупкий баланс между готовыми перегрызть друг другу глотки политическими элитами. Егеря, разгромившие заставы глубокой ночью, словно мародеры-грабители. Ударнику очень захотелось сбить с них спесь и показать, что к жителям родного для него мира, а тем более – к бойцам Корпуса пограничной стражи Центрума, следует все-таки относиться с должным уважением.

Бо́льшая часть органов управления двигательными системами платформы была никак не подписана, да и Ударник все равно не понимал по-сургански, поэтому он решил пойти другим путем: включить голову и призвать на помощь логику. В первую очередь, проследив направление проложенных вдоль стен труб, он отыскал в торце помещения угольную топку. Рядом с ней обнаружились вполне земного вида термометр и рычаг, открывавший заслонку. Дернув за железную ручку, Иван непроизвольно отшатнулся: изнутри дыхнуло таким жаром, что, кажется, у него тут же расплавились брови и ресницы. Внутри топки мерцали и переливались желтым раскаленные уголья. Так, а это что за рычаг? Стоило потянуть его на себя, и из расположенного над головой бункера в лоток перед топкой с грохотом посыпались похожие на камни угловатые черные комья. Ага, уголь. Рядом с лотком обнаружилась и широкая лопата с короткой деревянной ручкой. Ударник с лязгом открыл топку, закинул в ее дышащую жаром пасть порцию угля, и тот вспыхнул малиново-желтым пламенем. Стрелка на расположенном рядом большом циферблате чуть дрогнула. Видимо, вот он – манометр давления пара в рабочем котле, самый главный прибор на любом паровозе. Не переборщить бы, кто знает, какое там требуется давление. Иван искренне надеялся, что сурганские конструкторы предусмотрели в устройстве своих паровых машин какие-нибудь предохранительные клапаны, которые уберегут его от взрыва, если он все-таки перестарается. Ухватив лопату поудобнее, Ударник принялся усердно закидывать уголь в топку. Спустя несколько минут он уже основательно вспотел, а потому не без удовольствия скинул дырявую и окровавленную рубаху: тело тут же заблестело от пота. В процессе работы Иван заметил, что помимо угля в топку откуда-то подается и воздух: в глубинах механизма щелкнули невидимые клапаны, а затем скрытые где-то в недрах печи форсунки ожили, зашипели, раздувая в камере паровой машины огонь. Снова дернув рычаг подачи угля, Ударник отметил про себя, что и тут, видать, не обошлось без хитрой машинерии: падающие в лоток куски природного топлива были примерно одинакового размера, а значит, на пути из бункера они проходили через специальную дробилку. Все-таки молодцы местные инженеры. Что ни говори, построить такое могли только люди с приличным багажом технических знаний. Тем временем стрелка на манометре заметно поднялась над своим первоначальным положением и почти подползла к части шкалы, обозначенной красным цветом, в связи с чем Ударник решил сделать перерыв в своих физических упражнениях с лопатой.