Александр Садырин - Странник

Ранней весной всегда немного тоскливо. После холодного и ветреного февраля так хочется тепла, но, увы. Единственное, чем может порадовать март, это дни становятся немного длиннее. Впрочем, это будет заметно ещё не скоро. Но Анастасии торопиться особо некуда. Уже примерно неделю как её выписали из больницы домой. Кажется, с того момента время остановилось или замкнулось, ведь каждый день происходит плюс-минус одно и то же: она просыпается, медленно идёт на кухню, завтракает чем-то из того, что привезли из ресторана, ложится обратно в кровать и читает. Или пытается писать, но всякий раз получается нескладно, ей не нравится, и она бросает. Хотя так хочется записать всё, что она пережила за последнее время! И момент, кажется, подходящий много свободного времени, целыми днями дома, она одна и вдалеке от городского шума. Но нет, из раза в раз не получается ничего.

На самом деле, ей бы лежать, не вставая, ведь врач настоятельно рекомендовал постоянный постельный режим, но она живет одна и некому следить за соблюдением предписаний. К тому же, при всём желании, провести под одеялом целый день всё равно не получится – нужно что то делать, а не сидеть на месте. Мама и друзья как могут, поддерживают, забоятся, рассказывают о том, что происходит в городе, в конце концов. Но большую часть времени Анастасия всё-таки предоставлена самой себе.

Сегодня, как и почти каждую ночь двух последних недель, сосредоточиться на засыпании не получается. Скорее всего, из-за нервозности и недостатка движения. По комнате стелятся мрачные тени, за окном моросит мелкий дождь, весенний ветер монотонно шелестит листьями. Обычно это успокаивало, но сейчас эта однообразная песня лишь даёт больший простор для тревожных мыслей. Всё тело ноет, а в голове царит полная неразбериха, и успокоиться помогают разве что привезенные подругой таблетки.

– Перестань на этом зацикливаться. Ты сведешь себя с ума!

Кажется, так говорила мама в их последнюю встречу.

Наблюдая за однообразным весенним пейзажем, Настя не заметила, как стемнело. Летом она стала бы разглядывать небо. А сейчас смотреть не на что – всё укутано мягкими облаками. Было бы и, правда, хорошо отвлечься, да вот только не на что, ведь вернуться к эзотерическим практикам сейчас нельзя из-за здоровья. Слишком много слабости, слишком много рассеянности в уме.

Недавно пришло осознание, что эта "зацикленность" на проблемах, на своём состоянии, даёт мнимое чувство контроля. Будто бы если перестать об этом думать, то ситуация станет ещё хуже. Но что значит «хуже» в контексте её жизни? И контролировала ли Настя в ней хоть что-нибудь?

Но сосредоточиться на книге или письме было сложно не только из-за слабости. Эзотерические практики занимали большую часть жизни, во многом определяли Настю, как личность, а сейчас всего этого не было. Нет никакой определённости, и прошлая жизнь кажется недосягаемой и бесконечно далёкой, навсегда утерянной в воронке времени. А жить, как обычный человек, она не сможет, это уж точно.

Всё началось с Матвея. Анастасия гадала, медитировала, практиковала осознанные сны. Первые два занятия приносили доход, третье было делом для души, можно сказать, развлечением. Подумать только – осознанные сны! Как долог был путь, сколько нужно было терпения, и для чего? Чтобы как можно полнее погрузиться в мир своих грёз. Кому-то такой стимул покажется недостаточным, но только не ей. Фактически, эти сны стали второй жизнью. Жизнью, для погружения в которую крутишься целый день, чтобы как можно сильнее устать и поскорее заснуть глубоким-преглубоким сном, от которого невозможно проснуться.

Конечно, прежде чем сны стали походить на реальность, прошло немало времени. Но его было совсем не жаль. Действительность, жестоко разочаровавшая на пороге двадцатилетия, Настю интересовала мало.

А потом появился Матвей и рассказал, что её «увлечение» не что иное, как один из способов путешествовать по различным мирам. Это может быть не реализованная версия твоего прошлого или будущего. Это может быть непрожитая жизнь другого человека, умершего в отрочестве или младенчестве. Или даже что-то совсем иное, не принадлежащее к человеческой истории вовсе. Ведь есть бесконечное множество вариантов развития событий. И всё это показал её новый друг.

Матвей.… Когда-то он был проводником и наставником, а теперь даже черты его лица припоминаются с большим трудом. Вернётся ли его облик так же, как собственное имя или ещё какая-то важная часть биографии? Вряд ли, ведь он был весьма специфическим человеком и скорее всего очень хотел, чтобы его как можно скорее забыли.