Франсис Карсак - На бесплодной планете. Наша родина — космос. Романы. Рассказы.

«Кто я? Что я? Каково мое призвание? И какое мне дело до привычных радостей? Я красив, я лучший на стадионе, любимый ученик Мудрецов. Почему все это меня не удовлетворяет?

В моем сердце неутолимая жажда, и мой ум испытывает неутолимую жажду? Откуда идет эта жажда? Кем я буду? Царем, Верховным Мудрецом? А потом? Смерть? О ночь, к чему быть человеком, когда существуют Боги!»

Прошли годы. Хор-Атла постепенно поднимался все выше и выше по лестнице посвящённых. Он уже давно презирал игры на стадионе и улыбки девушек. Дни он проводил в близлежащих горах, медитируя, а ночи — за изучением священных текстов. Он был одинок в этом мире. И, мало-помалу, росла его наука и его магическая сила.

Годы по-прежнему утекали в обычном для Земли ритме. Хор-Атла был теперь почти стариком. Его знание стало огромным. Он хранил его в тайне, и всегда работал в герметично закрытой комнате. В народе рассказывали, что по ночам он говорит со звездами. Дети убегали от него в страхе, а с людьми он заговаривал лишь тогда, когда они обращались к нему за советом. Его советы всегда были хороши, и однако же никто не приближался к нему без содрогания. Глаза его были неподвижны и устремлены вдаль, будто ослепленные блеском его сокровенной мечты, и, тем не менее, казалось, что они насквозь пронзают людские сердца. Его коллеги по Совету страшились его речей, суровых и полных горькой и пессимистической мудрости. Да и в нем самом сердце было мрачным и отчаявшимся, ибо он не наслаждался ни одной из радостей жизни.

Как-то ночью он нашел то, что искал так долго: магическую формулу, позволяющую подняться в места проживания богов. Так он попал в большой зал, расположенный за пределами пространства, в большой зал, в котором собрались боги. Они спали, утомленные своей вечностью. Из рук Хакну, верховного бога, выскользнула Книга Бытия, содержащая магические формулы, с помощью которых извлекали вещи из первоначального Хаоса. Хор-Атла бесшумно приблизился, полистал книгу и отправил богов в небытие. Его охватила огромная радость. Его мечта осуществилась! Теперь бессмертие, всемогущество и всезнание будут принадлежать ему! Он жадно прочел все книги и узнал таким образом все тайны Вселенной. Он был богом!

И тогда ему стало скучно…

* * *

И началась Вторая мировая война. В декабре 1939 г. Франсуа Борду было всего 20 лет, поэтому мобилизовали его лишь в апреле 1940 г., уже после того как он сдал экзамены в ходе специальной сессии, организованной факультетом наук Бордоского университета. Будучи «ученым», он был зачислен в качестве курсанта запаса в артиллерийский полк, базировавшийся в Шательро.

Но 10 мая немцы переходят в наступление и в 20-х числах того же месяца прорывают франко-английский фронт. Вражеское продвижение ускоряется, и 12 июня, когда танки «Panzer III» находятся уже в нескольких километрах от Парижа, поступает приказ о всеобщем отступлении. Взвод курсантов запаса расформировывается, а его члены, так и не успев обучиться на офицеров, становятся капралами. Капралу Борду доверяют командование отдельным звеном и приказывают выдвигаться в Монтобан.

Этот рейд на юг продлится более десяти дней. Никакого транспорта у них нет. Дороги забиты потоками беженцев с севера, группами отступающих солдат, многие из которых оставляют оружие и боеприпасы прямо на обочине. Когда он прибудет со своим звеном в пункт назначения, то получит благодарность за то, что привез людей с оружием. Чего Армия так и не узнала, так это того, что прибыли они туда уже не с тем оружием, с каким выезжали: при отбытии они были вооружены «удочками», старыми ружьями «Лебель», тяжелыми и громоздкими. По дороге они их поменяли на (современные тогда) MAS36 и патроны к ним — гораздо более легкие, подобранные в придорожных канавах.

Капралу Борду тогда было 20 лет, и он был идеалистом. Это отступление открыло ему глаза на те стороны человеческой природы, о которых он даже не подозревал. Некоторые из жителей тех мест, через которые они проходили, помогали беженцам. Другие… Так как он мало об этом говорил после того, как я вошел в «разумный возраст», то у меня об этом остались лишь смутные воспоминания. Тем более что тогда я не понимал в полной мере этих «взрослых» разговоров, в которых часто проскальзывало слово «негодяй». Единственное, что я помню, это как он рассказывал об одном фермере, который по сильно завышенной цене продавал проходившим по дороге беженцам воду из своего колодца и отказал в ней женщине с детьми, которая не могла заплатить требуемую им чрезмерную цену. Звено моего отца шло тогда вместе с отрядом сенегальских тиральеров. Сержанту, который командовал «сенегальцами», стоило немалых трудов помешать своим людям застрелить этого человека, отказавшего в воде детям, которых мучила жажда.