«Я – совсем другое дело! Мой показатель – шестнадцать, мне волноваться не о чем».
«У твоей тетки Смонни тоже был отличный показатель. Как у тебя дела в лицее? Все в порядке?»
Арлес помрачнел: «Разговор не обо мне, в любом случае. Если мне нужно будет исправить оценки, я об этом позабочусь без посторонних напоминаний».
«Будем надеяться».
«Можешь быть уверен. Вернемся к обсуждаемому вопросу – и я не имею в виду мои оценки… Мне известно гораздо больше, чем ты предполагаешь, – Арлес поднял глаза к сине-зеленому стеклянному навесу. – На самом деле – хотя говорить об этом, пожалуй, не следовало бы – мне уже сообщили, в частном порядке, твой показатель статуса. Должен с прискорбием заметить, что он не внушает оптимизма. Предупреждаю только для того, чтобы объявление за ужином не стало для тебя неприятной неожиданностью».
Глоуэн снова покосился на отпрыска Спанчетты: «Мой показатель не известен никому, кроме Фратано, а с тобой он откровенничать не станет».
Арлес многозначительно рассмеялся: «Помяни мое слово! Твой показатель приближается к тридцати. Не назову точную цифру. Двадцать девять тебя устроит? Или даже тридцать один?»
Глоуэн наконец потерял самообладание. «Неправда! – закричал он и спрыгнул на причал. – Кто тебе рассказывает небылицы? Твоя мамаша?»
Арлес внезапно понял, что не вовремя распустил язык. Он нахохлился, чтобы скрыть замешательство: «Как ты смеешь говорить в таком тоне о моей матери?»
«Ни ты, ни твоя мать не должны ничего знать о моем показателе статуса».
«Почему нет? Мы тоже умеем считать, а твое происхождение зарегистрировано. Точнее говоря, не зарегистрировано».
«Любопытная оговорка», – подумал Глоуэн. Вслух он спросил: «Как понимать последнее замечание?»
Арлес снова догадался, что допустил промах: «А никак. Понимай, как хочешь».
«Странно. Можно подумать, что у тебя есть сведения, никому другому не доступные».
«Перед бесстрашными львами открываются любые сокровенные тайны! Ты даже представить себе не можешь, какие скандальные подробности мне известны! Знаешь ли ты, например, какая престарелая особа пыталась затащить Фогеля Лаверти к себе в постель на прошлой неделе, почти насильно?»
«Не имею представления. И Фогель никак не способствовал попыткам затащить себя в постель?»
«Ни в малейшей степени! Он младше меня – о чем ты говоришь? А еще, например, я мог бы сию минуту назвать некую особу помоложе, у которой скоро будет ребенок, а от кого – пока что не установлено».
Глоуэн отвернулся: «Если ты сюда явился, чтобы выяснить этот вопрос, можешь быть уверен – я тут ни при чем».
Согнувшись пополам, Арлес застонал от смеха: «А у тебя, оказывается, есть чувство юмора! Ничего забавнее я сегодня еще не слышал». Отпрыск Спанчетты поднялся на ноги: «Время бежит. Вместо того, чтобы лакировать лодку, тебе следовало бы вернуться в квартиру, почистить ногти и отрепетировать позы перед зеркалом».
Глоуэн взглянул на пухлые белые пальцы Арлеса: «Мои ногти, надо сказать, будут почище твоих».
Арлес нахмурился и засунул руки в карманы: «Не забывай о манерах, с сегодняшнего дня ситуация изменилась! Если я с тобой заговорю за столом, ты должен отвечать „Да, господин Арлес“ или „Нет, господин Арлес“. Таковы правила хорошего тона. А если у тебя возникнут сомнения по поводу того, как вести себя за столом, бери пример с меня».
«Спасибо, но с ужином я, наверное, как-нибудь справлюсь сам».
«Дело твое», – Арлес развернулся на каблуках и прошествовал по причалу на берег.
Глоуэн смотрел ему вслед, кипя от раздражения. Арлес прошел между двумя героическими статуями, обрамлявшими вход в английский парк Клаттоков и скрылся из виду. Глоуэн размышлял: показатель, равный 29 или 31? Через пять лет кандидатуры он может снизиться до 25, что означало статус «временного наемного работника» и переселение из пансиона Клаттоков в общежитие для наемных работников. Потеряв право занимать постоянную должность на станции, ему предстояло разлучиться с отцом и отказаться от множества приятных и удобных преимуществ.
Глоуэн повернулся к водам лагуны. Со времен основания станции Араминта судьба сыграла такую же мрачную шутку с тысячами лишних потомков «отцов-основателей», но возможность трагедии неудачного происхождения впервые затронула его самого.
Что подумают девушки? Глоуэн придавал значение мнениям прекрасного пола. Например, его интересовала Эрлина Оффо, уже вступившая на долгий и славный путь разбивания сердец. Как отнесется к его провалу Тиция Вук – изящная благоухающая блондинка, хрупкая, как цветок левкоя, но гордая и отстраненная, как все Вуки? 8 8 Если бы каждый из кланов оценил, согласно восприятию его представителей, престиж других пяти, и эти оценки можно было бы усреднить, по общему представлению Вуки и Оффо занимали бы первые места, сразу за ними следовали бы Ведеры и Клаттоки, а репутация Диффинов и Лаверти оказалась бы слегка подмоченной, хотя даже в случае самого резкого расхождения мнений разница между «высшими» и «низшими» кланами не играла большой роли.
Кроме того, утренний разговор живо напомнил ему о веселой Сесили Ведер, в последнее время относившейся к Глоуэну с заметным дружелюбием. Молодой человек с показателем статуса, равным 30, не имел никакого будущего – ни одна красавица не взглянула бы на него дважды!
Читать дальше