Игорь Беляков - Пульс холода

Затем некстати случился бунт на Терсофии, и Совет Науки получил поддержку большинства послов Союза. Чрезвычайное Высшее собрание решило принять Космофлот в дар, на что Совбез, естественно, сразу наложил вето. С тех пор два Совета недолюбливают друг друга, а Космофлот делает вид, что ничего не произошло и не происходит.

Экуменисты в чём-то, конечно, правы. Например, в школе пилотов на главной базе Исследовательского Отдела можно встретить курсанта любой расы. Мы жили в настоящем вавилонском смешении народов и языков. Рядом бурлил такой же фонтан школы бортмехаников. Где учат штурманов, для меня и по сей день секрет, а ксенологов всегда поставлял Совет Науки. Но капитанов готовили на нашей планете, только в другом полушарии – мы иногда приезжали к ним. И вот загвоздочка, как говаривает шеф.

Я никогда не встречал капитана, ранее служившего штурманом или ксенологом! Либо пилоты, либо бортмеханики. (Мне работа пилота пока нравится, но когда-нибудь – кто знает?) И самое главное – все они были людьми. Все капитаны, а также штурмана. Полный контроль над межзвёздными сообщениями оставался в руках землян. Привилегия, с которой мы никак не желали расстаться, несмотря на попытки Совета Науки раскулачить Конфедерацию…

– Просыпайся!

Кто-то энергично тряс меня за плечо. Гравпакет, в который я был преобразован, почувствовал себя неуютно.

– Ты что делаешь в моей каюте? – спросил я наклонившегося надо мной штурмана.

– Тебя бужу! – буркнул он. – Хватит дрыхнуть – десять часов провалялся!

– Моё время! – возмутился я спросонья. – Хочу – все пятнадцать сплю!

– Пилот, какие пятнадцать?! – Завьялов неподдельно изумился. – Ты, кроме истории, что-нибудь помнишь? Твоя вахта!

Он вышел, покачивая головой. Я бросился за ним, на ходу одеваясь и злясь на свою забывчивость.

– Штурман, вы не ответили, – ещё в коридоре я услышал голос ксенолога. – Почему именно люди?

Разговор, видимо, длился давно.

– Ваш вопрос, Лурвил, некорректен, – штурман занял свободное место старшего вахтенного. – Постараюсь объяснить, как я вижу проблему. Человек так устроен, что рано или поздно он должен бросить вызов тому, что выше его сил – только это сможет оправдать в его глазах собственное существование. И если он бросает правильный вызов, то к нему непременно начинают присоединяться другие, объединённой силой стараясь укротить невозможное. Именно это оправдывает человечество!

Безгубый рот ринкшасца странно зашевелился, когда он спросил:

– Допустим, Гитлер – самый одиозный политик вашей истории – тоже объединил множество людей. Вы хотите сказать, он оправдал этим своё существование?

– Почему вы всё время передёргиваете? – судя по с трудом скрываемому раздражению Завьялову разговор поднадоел. – Что такого невозможного в возбуждении у людей низменных эмоций и устремлений? Борьба с ними – вот правильный вызов!

Лурвил напряжённо стоял, облокотившись на кресло второго вахтенного. Будь он человеком, я бы сказал, что он кусает губы.

– Безусловно, программа, и сама идея Союза содержат миссионерские мотивы. Но почему вы ничем не делитесь?

Штурман удивлённо приподнял густые брови.

– Вы, полагаю, считаете, что только наличие у граждан оружия даёт гарантию того, что правительство управляет с согласия управляемых?

На синем безносом лице не промелькнуло и тени улыбки. А ведь ринкшасцы не из тех рас, которые не знают, что такое смех. Кажется, лучше перенаправить разговор.

– Каждая жизнь во Вселенной священна! – Спорящие дружно повернулись ко мне. – И оружие не должно раздаваться всем желающим! Это так же точно, как то, что Юлия Цезаря убили 15 марта 44 года до нашей эры!

– А тебе это откуда известно? – протяжно вздохнул штурман.

– Что? – не понял я.

– Про Юлия Цезаря!

Вот как! Новенький не уставал удивлять.

– Это всем известно!

– Говори конкретно за себя! – Завьялов сделал ударение на последнем слове.

Опять ему не так! К чему он клонит?

– Из книг по Древней истории! – этот форменный допрос начинал злить. – Римская хронология, вообще, самая достоверная!

– Она случайно не основана на датировании по консулам? – штурман развернул кресло ко мне.

– Ну, да! Это датирование употреблялось ещё в пятом веке, – а ты не полный профан, как остальные. Но и я не зря до дыр зачитывал толстенные фолианты в библиотеке. – Дионисий, который и предложил эру от Рождества Христова, датировал своё «Вычисление пасхалий» годом консула Проба Младшего. И там же он 562-й год ставит в соответствие двадцать первому году после консульства Василия. Дальнейшее, имея полные списки консулов за тысячу лет от Брута и Коллатина до этого Василия, дело техники!