Ростислав Гельвич - Русская колыбельная

Войти в лифт и нажать кнопку с пакетами в руках оказалось той ещё задачкой. В конце концов, оказавшись возле двери своей квартиры, Альберт пару раз стукнул в неё ногой. Спустя несколько секунд послышались тихие шаги.

– Ага, пришёл, скотина, – раздался из-за двери радостный голос Лин. – Нагулялся? Что, думаешь, я тебя просто так пущу?

– Куда ты денешься, – Альберт снова стукнул в дверь.

– А вот хрен тебе! – Лин торжествовала.

Возле глазка загорелась лампочка – Лин смотрела в подъезд, но дверь открывать не торопилась.

– Ага! Что-то в руках. Ставь на пол и отойди на пять шагов. Понял?

Альберт устало выдохнул:

– Да понял, понял…

– Попробуешь войти – вызову полицию!

Улыбнувшись, Альберт решил подыграть. К тому же, он знал: Лин штрафа за ложный вызов не боится.

Наконец, освободив руки, Альберт отошёл в сторону. Лампочка потухла. Лин открыла дверь, высунула голову и, тряхнув тёмным каре, показала мужу язык. После схватила пакет, папку с личным делом Адкинса, затянула их внутрь и закрыла дверь.

– Ага! Так… фу! – Лин грязно выругалась. – Ванильная кола с сахаром! Ты с ума сошёл? Точно будешь ночевать у порога!

Альберт развёл руками и облокотился на стену.

– А это что… – намеренно громко Лин зашелестела страницами папки. – Хм… Ого. Надо же. Тот самый?

– Тот самый, – флегматично ответил Альберт. – И если ты хочешь поговорить об этом, то лучше пусти меня внутрь.

– Да-да-да, не ной, – Лин открыла дверь настежь. – Еда на столе, всё готово. Ещё раз так задержишься без предупреждения – я тебе по морде дам.

Она пропустила Альберта внутрь и закрыла дверь. После, даже не дождавшись, пока тот разденется и разуется, Лин прыгнула на него, обхватив его руками и ногами.

Готовить Лин не умела, но кое-какие блюда ей удавались. Овощной суп хоть и выглядел как бурда, но на вкус оказался приятным.

– Эй, – Альберт выгнул бровь, когда жена взгромоздила на стол ноги. – Я тут ем вроде как.

Лин, поглядев на мужа снулым взглядом, отмахнулась. Быстро-быстро она листала папку.

– И вообще-то это личное дело больного. Преступника тем более. Врачебная тайна, слышала о таком?

– Да-да, говна поешь, – фыркнула Лин. – Я тоже почти что эмпатолог.

– Тебя выгнали с третьего курса.

Альберт ляпнул это и тут же закрыл рот. Лин не любила, когда ей напоминали о единственном в её жизни промахе. Удар в больное место мог привести к скандалу.

– Не «выгнали», а «сама ушла», – к счастью, Лин отреагировала на шутку, как на шутку, посмотрев на мужа взглядом, полным сарказма. – Простите, что я не из тех людей, которые могут заплакать над песней из фильма про шоколадную фабрику.

Альберт коротко хохотнул, суп едва не брызнул у него изо рта, пришлось быстро прикрыться рукой.

– Свинтус!

– Лин, дело не в чувствительности, ты просто эгоистка. Эгоист не может быть эмпатологом, хотя эмпатийную чувствительность можно повысить с помощью…

– Я же сказала! – Лин подняла палец вверх и отчеканила: – Как ты достал, а? Поешь. Говна. Зануда. Удивительно, как тебе дали такого пациента, плакса.

Альберт пожал плечами. Лин снова погрузилась в чтение.

– Да-а-а… – присвистнула через минуту. – Откуда в нём это взялось? Фермер, сыродел, несколько лет подряд брал первенство по сыроварению в округе… – она листнула сразу несколько страниц дела вперёд. – Брал первенство, а потом порубил топором жену и дочек. Чудно.

– Я всё ещё ем.

Лин поморщилась, скривила пухлые губы.

– Ага. Так… скучновато выглядит на самом деле. Детство спокойное, никаких тебе предпосылок. Ни убитых животных, ни подглядываний за мамочкой, пока она ходит в ту…

– Лин!

– Да ладно, ладно. Я просто хотела сказать, что это всё действительно выглядит до жути банально. Как в плохом фильме. Человек просто берёт и ни с того, ни с сего рубит всю семью.

– Хм.

К этому моменту Альберт уже поел и приступил к чаепитию. Лин спустила одну ногу на пол, а другой изредка касалась хлебницы. Папку Лин все еще держала в руках.

– Гляди, – сказала Лин. – Решила вот снова прочесть его профиль и заметила.

– Гляжу, – Альберт уставился в строчки с обозначением имени, фамилии, возраста, роста и веса. – Сто семьдесят пять сантиметров, семьдесят килограмм.

– Ниже, блин. Вероисповедание.

– Вероисповедание?

Альберт посмотрел туда, куда указывала ему наманикюренным пальчиком жена. И правда, такого он точно никогда не видел: «Вероисповедание – верующий».