Петр Ингвин - Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой

Взъерошенный воробушек рядом со львом. Небрежным взмахом руки царевич переломит Тому, просто вытирая пот со лба.

– Закон, говорите? – перетянул я внимание на себя. – Огласите. Я послушаю и скажу мнение.

– Это правильно, – не стал спорить Гордей. Прикрыв глаза, он продекламировал: – Алле хвала! Алле хвала! Алле хвала! Я отдаю настоящее и будущее Алле-всеприсутствующей, да простит Она нас и примет, а прошлое и так принадлежит Ей. Если я встречу ангела, я стану ему другом и помощником. Я отведу его в крепость. Я отдам жизнь за него не задумываясь. Если я встречу Падшего, я убью его. Ангелы милосердны. Они всегда пытаются спасти Падших. Мне нельзя проявить слабость. Слабый человек – мертвый человек. Слабое общество – мертвое общество. Быть слабым – предательство. Побороть искушение. Отказать ангелам ради них же. Исполнить Закон. Не слушать ангелов. Не слушать истории ангелов. Не спрашивать о Том мире. Кто слушал, да будет вырван его язык или отсечена голова. И да будет так. – Глаза царевича открылись, взор был задумчив, но непреклонен. – Это называется «Молитва встречи снизошедших» или просто «встречная» молитва. Именно для нашего случая. Не зря Алла-всезнающая, да простит Она нас и примет, обязала каждого с детства учить «встречку»: и низкорожденного крепостного, и благородного свободного семьянина. Теперь не мешай закону свершиться.

Я стоял справа.

– Слева!

Мой крик ошарашил всех. Тома испуганно шарахнулась, царевич же бросил правую руку налево – к рукояти меча, лицо на миг отвернулось от меня:

– Где?

В одно движение нож с открытой стороны его пояса перекочевал в мои руки.

Гордей все понял. Хохот сотряс окружающий кустарник.

– Не смеши. Будь ты хоть тысячу раз ангелом, что может нож против меча?

– Чапа, ты что? – только и вымолвила Тома.

Испуганно сглотнув, она двинулась не ко мне, а к Гордею. Умница. Помирать, так с музыкой. Вдвоем у нас шансы справиться с ним не нулевые, а почти нулевые, это уже кое-что. Не знаю, как насчет подраться, а царапается Тома отменно.

– Ты меня убьешь? – полюбопытствовал я у царевича.

– Никогда. – Он снисходительно улыбнулся. – Кто отважится убить ангела – недолго проходит под солнцем.

Как же приятно быть ангелом. Ошибочка: когда тебя считают ангелом.

– Тоже закон?

– Еще какой.

– Тогда думай головой. – Я перенес нож к своему горлу. – Моя жизнь зависит от моих друзей. Умрет кто-то из них – умру я.

По горлу покатилась капелька: нажим получился больше, чем хотелось. Зато эффект потрясающий.

– Я обязан их убить! – взмолился Гордей.

Снисходительность и запанибратство как слизало. На кону оказалась жизнь. Его жизнь.

– Убив их, убиваешь меня. Убив меня, убиваешь себя. Думай, голова, думай.

– Этого закон не предусматривает!

– Значит?

– Нужно подправить закон, – внесла лепту доныне завороженно внимавшая Тома.

– Никто не смеет подправлять закон! Тогда он перестанет быть законом.

– А в виде исключения? – не унималась Тома.

Напряжение схлынуло. Забрезжил лучик надежды, он быстро превращался в лазер и выжигал изнутри череп нашего оппонента.

– Закон, который допускает исключения – не закон! – Меч царевича ухнул в ножны, ладони сдавили виски под шлемом. – Сказано же: не слушать ангелов…

– А кто слушал, да будет вырван язык или отсечена голова, и да будет так! – язвительно процитировал я.

Концовки всегда запоминались мне на ура.

– Хорошо, – взял себя в руки царевич, – предлагаю компромисс. Мы берем чер… ваших друзей с собой в башню. Пусть решает царисса.

– Не только берете, но и отвечаете за жизни, – закрепил я успех.

«Царисса» несколько смутила, оцарапав ухо, но после «Аллы» в женском роде новые слова воспринимались пародиями знакомых.

– Принято, – признал царевич. – Раненого возвращаем к жизни и несем.

– Идет, – кивнул я.

Гордей горестно выдохнул.

– Эй! – он подал знак солдатам. – Это… друзья. Пока. До решения цариссы отвечаем за них как за ангелов.

– Кстати, ножик на всякий случай останется у меня, – с намеком объявил я царевичу.

– И мне ножик! – Тома вихрем домчалась до обалдевшего воина, что стоял ближе всех.

Отобрав нож, она жестом показала Гордею отрезание головы и задорно подмигнула.

Туземцы и пришельцы собрались вокруг котла в одну не очень теплую компанию. Потрескивали дрова, плыл аромат Еды – уже не важно какой, лишь бы быстрее. Воздух наполнился мошкарой, не слишком, впрочем, досаждавшей. Пряный дым заполонил пространство между деревьями так, что глаза слезились. Ветер отсутствовал как явление, солнце жарило. В общем, погода и обстоятельства способствовали началу налаживания межмировых связей.