Юлия Вересова - Ежедневник

И только он (то есть я, конечно! Что это я, художественное произведение начал писать, что ли?!)... И только я этого не делал. А ведь правда, не делал! Во-первых, не верил, а во-вторых... наверное, я и тогда уже был слишком гордым.

А ведь это действительно тот самый старик. Он, он, он тогда сидел на скамеечке. Про него Натка сочиняла сказки. А теперь он стоит на углу у овощного магазина. И смотрит на меня, не отрываясь, своими карими слезящимися глазами. Но как же он мог за тридцать лет нисколечко не измениться?! Или это правда был его папа?

А на картинке в книжке? Или мне эта картинка просто привиделась? Детство... Волшебник... Сказки... Возникла в воображении картинка из книжки - как замещение реальных воспоминаний...

Позвонить матери. Позвонить и спросить, кем был тот старик на лавочке. Она не может не знать. Она была уже взрослой женщиной!

Позвонить? Кому-то еще надо позвонить. Что-то важное.

Ах да! Шеф просил позвонить. Через соседей на меня вышел. Говорит, важное дело. Знаем мы, что это за важное дело. На работу выходить с завтрашнего дня. Некем меня, видите ли, заменить. Пошел он в задницу! Я отпуск взял на три недели. И телефон, значит, не зря отключил.

Надо покормить Феликса. Пусть пока будет Феликсом, потом, может быть, и переименую, если перестанет быть на Феликса похожим. Что, впрочем, вряд ли. Ой, какая большая со бака вырастет! Ничего, как-нибудь справимся. А пока - такой лапушка, на одной ладони умещается. Связался с Рындиным, он говорит: щенков не выкармливал, но котенка слепого приходилось, молоко водой надо разводить. Так пока и будем делать.

До чего же мягкие подушечки на лапках у щенков, пока они ходить не начинают!

23 июля

Мать плачет в телефонную трубку. Ничего толком не говорит. Бормочет что-то о Михал Иваныче из 74-й квартиры. А что тот Михал Иваныч? Можно подумать, я помню!

25 июля

Грациозно танцуют изящные цапли,

Голенастые ноги подняв над водой.

С тонких клювов спадают блестящие капли,

Нарушая кувшинок беспечный покой.

А под ними, в глуби, молчаливые рыбы,

Улыбаясь своим примитивным мечтам,

Повторяют телами речные изгибы,

Чтоб добраться быстрей к безопасным местам.

Но укрыться от острого взгляда непросто,

И уже никуда невозможно свернуть.

То одна, то другая взлетают на воздух,

Обрывая в желудках стремительный путь.

Предо мною встает незатейливый выбор:

Выбирай, если можешь, судьбу по плечу.

Не желаю я быть перепуганной рыбой,

И безжалостной цаплей я быть не хочу.

А кувшинки сверкают росой в отдаленье

И сулят безупречный беспечный покой...

Но меня никогда не прельщали растенья...

И стою я в раздумье над быстрой рекой.

28 июля

Почти неделю разбирался в старых бумагах. Сколько их, оказывается, накопилось! Журналы "Пионер". Тетрадки еще с первого класса. Анкета Любки Калиновой, которую она мне дала заполнять, как и всем, в шестом классе, а я потерял. "Прошу на все вопросы отвечать, ни одного из них не пропускать!" "Твой любимый цвет?" - "Желтый". "Красный". "Бордовый". "Всякие", - "Твой любимый литературный герой?" - "Тимур". "Динка". "Ромео и Джульетта". - "Что такое счастье?" - "Счастье - это любовь". "Счастье - это счастье". "Счастье - это все!!!". "Зачем задавать такие глупые вопросы?" Только девчонки отвечали. Мне первому из парней дала. А я так и не ответил. И потерял.

Альбомы с фотографиями. Почетные грамоты. Песенник - тоже явно принадлежал кому-то из девчонок, даже не помню, как он ко мне попал.

Ворох бумаг пришлось собрать в аккуратненькие стопки (иначе ходить было невозможно), но обратно на пыльные полки я их не положу. Жалко. Не там их место. К тому же одна из полок мне позавчера сказала... Нет, то есть я, конечно, совсем не то хотел написать! Мне просто показалось. Или приснилось? Полнейшая бессмыслица. Уж если писать дневник - так записывать в него только те вещи, за которые хотя бы перед собой не стыдно. Забудем эту белиберду.

Кстати. Страничка из какой-то детской книжки. Картинка, а на ней тот самый старик. Точно - он. И текста - ни слова.

Недавно приходила Людмилка. Жаловалась, что давно уже в ресторане не были. Туманно намекала на какого-то Вовчика. Я попытался прочитать ей свои последние стихи, но она не стала слушать, захлопнула снаружи дверь и убежала вниз по лестнице, не вызывая лифта. Жаль.

У щенка открылись глазки. Начал самостоятельно вылезать из коробки. Растет не по дням, а по часам.

Старик, сошедший с пожелтевшей странички из детской книжки, каждое утро встречает меня у овощного магазина.