В. Бирюк - Урбанизатор

Нет, не то — нет признания будущего ребёнка. Да и вообще: вотчины в эту эпоху не — наследственное, а — условное владение. Условие — служба князю. Они не дробятся, а переходят от брата к брату, «лествица». Разделить можно только своё имущество: пояса, блюда, шубы, но не землю.

Нет материального стимула. Горох и так — автоматом стал вотчиником. Загонять вдовицу в «позор» — ему смысла нет. Наоборот: всякие «негоразды» в доме — прямой ущерб чести.

«Коли в своём дому от позора не уберёгся — на что ты в службе годен?».

Может, у них «сильная любовь случивши»? — Тогда бы он о ней так не говорил. Да и по фактуре, по темпераменту — не ходок.

Ситуация непонятная. Да мне-то что?! — А то: нельзя ли из «непонятного» сделать «прибыльное»? По сути, это и есть постоянный рефрен моей деятельности на «Святой Руси».

— Вот что, любезный друг мой Горох Прибычестович. Невестка твоя пойдёт со мной. Чего вылупился?! По «Уставу об основании Всеволжска» мне велено брать к себе всех вдов и сирот с Руси. Не «некай»! Если ты мне её не выдашь… или она вдруг сбежит, или помрёт… случайно — я расскажу о своих подозрениях Боголюбскому. О каких? — Узнаешь. Не ори! Где — лжа, где правда — Маноха разберётся. Да, на тебе греха, может, и нет. А на людях твоих? А что они под пытками скажут?

Горох краснел в малиновый цвет. От висков до загривка. Сопел, пыхтел, мял скатерть корявыми толстыми пальцами с заусеницами на плоских ногтях. Но уже понял, во что вляпался, уже перестал пытаться меня переорать, «взять горлом».

Патриархальное общество. Хозяин дома, «большак» — полностью властен над членами своей семьи. И полностью за них отвечает. За «нечестность» вдовы взыскивает «Устав церковный». Что здесь, конкретно, означает — Федя Ростовский. Этот так взыщет… по ночам вскрикивать будешь да голую задницу почёсывать. «Голую» — потому что последние штаны сам отдашь. Во славу господа нашего.

А здесь, конкретно, есть «отягчающие обстоятельства». Не по самому событию, а по общей ситуации. Отчего сработает больно и власть светская, княжеская.

— Привезу я её в Боголюбово. Просто по дороге. Одно дело — она сидит тихонько у меня на тамошнем подворье, вышивает… петухов по рушнику. После её, в общей толпе, везут ко мне во Всеволжск. Другое дело — веду её к Андрею. И что твоя невестка при спросе там скажет… К примеру — на тебя покажет. Ты её лучше знаешь.

— Лжа! Не трогал я её! Князь — сучке блудливой не поверит!

— Ему виднее. Но сыск он начнёт. По статье: «принуждение сирой вдовицы к противоправному разврату». Тебя — туда, к Манохе. А то обоих — ещё дальше — к Феодору в Ростов. У Феди, сам знаешь, лапа когтистая, цапнет — не выскочишь. А тут дело не делается. Тогда Андрей… в лучшем случае — даёт тебе другую землю. В дебрях да болотах. А сюда — нового вотчиника. Который и крепость ставит, и воеводой в ней садиться. Он — не ты. Разница… Даже когда ты новую вотчину поднимешь, лет через 8-10… Разница в два ста гривен каждый год. Мог иметь — ты ж муж-то добрый, дело делаешь, службу знаешь. Но… Мимо носа просвистело. Хоть ты и не виноват, а жизнь твоя… из-за этой… До-олго расхлёбывать будешь.

Он снова крутил головой, будто воротник жал ему горло. Дотянулся до кружки с лёгким здешним пивом. «Промочил горло»:

— Ну… и чего…

— Два ста кунских гривен. Сейчас.

— Чего?! Да с откуда?!

— Горох, что ты… грохочешь будто супа горохового переел? Или я не видел, как в Янине ты купцам тамошним — пятки припаливал, чтобы про захоронки их вызнать?

Я оставил тупо смотревшего в стол хозяина поместья и, в сопровождении радостно взволнованной служанки, отправился в отведённые мне апартаменты. Клопов не было, а служанка волновалась зря — пришлось отправить её спать, а самому всю ночь просидеть в сторожах: шантаж дело опасное. В чём я уже в «Святой Руси» убеждался.

У меня было время обдумать мои похождения в Смоленске и в Елно. На их основании, на основании законов — «Русской Правды» и «Устава церковного» — представить себе, «смоделировать» ситуации, которые можно бы превратить в «узду на человеке» — в способ приведения к покорности. Часто это связано с боязнью огласки: «открылось это дело».

Большое значение имели детали: возможности доказательства, готовность принять новость как истину — общества и власти, собственно личности подчиняемого и потенциального судьи — князя, епископа, тысяцкого….

Вот почему меня «повело в сторону», к «противоправному разврату» — в «Уставе церковном» сказано: