В. Бирюк - Урбанизатор

Я уже несколько раз объяснял: на «Святой Руси» существует целая культура дарения. Имеющая к товарной ценности подарков… очень отдалённое отношение.

Вот вас зовут в дом, дают кров, корм, кузнец работает, слуги бегают… Каков должен быть подарок? В гривну? В 10? А оцените-ка «угощение приязненной беседой»? Сколько? — А сколько не жалко! От души.

Тут-то твою душу и оценят. Взвесят, измерят и скажут. Скажут: «жадноват-то Воевода Всеволжский, душонка-то у него мелкая, зажилистая. Нетути в нём размаха, щедрости». И будут правы: «нетути». Потому что я всякие мелочи мелкие собираю, коплю. И превращаю их в хоромы поставленные, в ремёсла невиданные, в людей сытых да обутых.

Но знать им об этом — не надо. Потому что — противу исконно-посконного. Потому что на «Святой Руси» правило простое: есть — гуляй, нет — побирайся. А я так не хочу. Но «капиталовложения», «инвестиции», «стартовый капитал»… — сплошь нерусские слова. Не наши. Хотя и мои. Наше: «дать в рост». Снова — не моё. Я ж говорю — «нелюдь».

Подарки отдаются при встрече. Есть у них тут клопы или нет — не знаю. Добрые ли тут люди живут, будет ли беседа — «угощением» или тяжким испытанием — неизвестно. Но предоплата — сто процентов.

Хорошо, что я Николая с собой взял. Во время сборов в дорогу тема обсуждалась бурно. Есть примерно 20 категорий разных подарко-получателей. У каждой — свой набор уместных вещей. Нельзя дарить саблю — хозяйке дома, платочек — хозяину, возчику — соболя, боярину — пряслень…

В 21 веке девушка-секретарша жаловалась:

— Все посетители несут шоколадки. Уже весь сейф забит! А я маринованные огурцы люблю!

Мне не сложно. Да и прикольно выставить на стол в важном кабинете трёхлитровую банку:

— Вот, секретарша твоя склонность имеет. Сейчас отдам. Ты, кстати, к этой склонности как? Отношения никакого…?

Есть ещё особенности «подарковедения». При оплате даешь обычное, массовое, «высоколиквидное». Хлеб, деньги, весовое серебро, носильные вещи. При дарении — редкое, уникальное. «Только для вас». Заплатить бабе — можно и штанами, подарить — нужна юбка.

Добавьте к этому мою «жабу». И необходимость «представительства» с «пусканием пыли в глаза». Мда…

Мы вывели из рассмотрения все традиционные товары. Пушнину прежде всего. И ввели собственные:

— Здрав будь честн о й боярин Горох Прибычестович! Подобру ли поживаешь? А как семейство твоё? Здоров ли твой скот? А окот-то радует? А рыбка ловится ли? Большая ли? А как ныне думаешь сев вести? Да ты что?! Вот так прям по отрезам?! А дозволь подарить тебе блюдо золотое. Да не простое золотое, а деревянное. Дабы висело оно на стенке в терему твоём, глаз веселило, сердце радовало, прибыток приманивало.

В русских текстах этой эпохи более половины фраз начинаются со слова «А». Я до такой стилистики ещё не дотягиваю, но дело к этому идёт.

Гороха этого я в лицо знаю, после Бряхимовского боя видел, в Янине чуть общались. Их было два брата, мужики лет по 40–45. Старший умер от ран на Стрелке. Горох принял хоругвь, потом — и вотчину.

Сели за стол, повспоминали общих знакомых. Горох вздыхает: Боголюбский велел ему лес к постройке крепостицы заготовить.

Так вот почему городок Гороховцем назовут! Вотчину, «горохово имение» могут забрать под князя, боярину — новое место дать. А вот, ежели князь милость явит — и вотчину оставят, и самого боярина сюда воеводой поставит.

Мне такие… гос. манёвры с передачей собственности, с компенсациями землёй и должностью — интересны. В подробностях.

Я уже рассказывал: служба княжеская на пристойном месте даёт боярину около 200 гривен годового дохода, «княжьей милости», вотчина — примерно столько же. Естественно, у многих есть стремление совместить. В смысле — удвоить. Уже и дворяне 17–18 веков отправлялись в службу и, получая там жалование, оставляя поместья на своих жён. Которые управлялись не худо, в хозяйствах понимали и прибыток получали.

Большие семьи позволяют делать это ещё более вариантно.

Рассказал чуток о делах своих, вспомнил, как мы на Стрелке павших перезахоронивали из разрытых туземцами могил. Тут женщина одна, в сторонке сидела, в чёрной одежде, зарыдала и из-за стола убежала.

— Невестка моя. Брата покойного вдова. Ты рассказывать начал — вот она… и рассопливилась.

Есть стандартные слова и выражения, которые описывает состояние вдовы. «Убивается», «оплакивает», «рвёт власы и посыпает пеплом»… Русские тексты дают богатый набор таких устойчивых фраз. А здесь — не прозвучало. И что-то я такое видел… пока она к выходу бежала…