Сергей Болдырев - Загадка ракеты «Игла-2»

Накануне полета, оставив друга в мастерских заканчивать последние приготовления, Буров отправился домой подготовить личные вещи их обоих. Кроме того, он собирался к приходу Алексея из цехов сервировать стол для плотного ужина; это было необходимо потому, что весь день сегодня они почти ничего не ели.

Он живо обделал дело: постелил на стол новую скатерть, уставил стол посудой. Потом отправился к шкафу за припрятанной бутылочкой крепкого винца.

В дверь кто-то постучал. Буров крикнул «войдите», а сам тем временем, опустившись на колено, шарил рукой по нижней полке в поисках заветной бутылки.

Дверь скрипнула. Он все еще возился у шкафа. Кто эта там торчит позади него, будто набрав в рот воды? Он с досадой обернулся.

На пороге стояла Ольга. На ней было темное дорожное платье с красным пояском. В руке она сжимала несколько стеблей ярких цветов. Она сжимала их так сильно, что цветы слегка вздрагивали и покачивали пышными головками.

Буров поднялся и как во сне, держа в руках запыленную темную бутылку, начал произносить положенные при встречах слова приветствий, усадил Ольгу на стул, попутно нечаянно смахнув со стола на пол чашку, которая, к счастью, осталась цела.

— Дмитрий Васильевич, что с вами? — тихо спросила девушка.

Он молча стоял посреди комнаты. В руках у него все еще была бутылка.

Он сказал невпопад:

— Алексей сейчас придет…

— Митя, что с вами? — мягко и как-то печально повторила Ольга.

Он со злобным отчаянием шумно поставил бутылку на стол.

— Полет разрешен, — сказал он, по-прежнему не двигаясь с места.

— Я знала, что так будет, — медленно и как бы с трудом выговорила она.

Буров присел на диван и, не глядя на нее, глуховата заговорил.

— Лучше бы вам уехать с полигона, пока мы все это обстряпаем. Время будет горячее…

— Зачем вы так говорите, Митя? Вы боитесь, что я буду мешать Алексею, расстрою ваши планы? Неужели вы не понимаете, что его ничто и никто не может остановить! Вы работали с ним столько лет и все еще не узнали до конца…

И вдруг Ольга засмеялась — легко и свободно. Буров в изумлении смотрел на нее.

— Ловите, — воскликнула она, кидая цветы, — ведь это я вам. Всю дорогу только и делала, что оберегала от покушений пассажиров.

Дмитрий с глупым видом повертел пойманный букет.

— Да вы хоть понюхайте, — засмеялась Ольга.

— Здорово пахнут, — растерянно сказал он. И вдруг спохватился: — А как же Николай Георгиевич?

Улыбка сбежала с ее лица.

— На попечении врачей.

— Надежда есть?

— Неизвестно… Ничего неизвестно… Хуже всего, что он знает о безнадежности своего состояния. И все эта время скрывал от меня, что знает. Говорят, что он продолжает работать там с утра до вечера с книгами, что-то пишет…

Ольга помолчала.

— До сих пор я, кажется, не понимала… сердцем не понимала, — поправилась она, — что таких людей, как отец невозможно, немыслимо заставить отказаться от работы. И в этом его сила… И в Алексее это есть, и в вас тоже…

И она неожиданно заключила:

— Я не уеду отсюда. Никуда не уеду.

— А я бы вам советовал уехать, — мрачно сказал Буров.

— Нет, — покачала Ольга головой.

Может быть, впервые Дмитрий ощутил, какая внутренняя сила появилась в этой женщине.

— Знаете что? — сказал он вдруг. — Я договорюсь с ним, чтобы лететь в ракете мне одному.

Она покачала головой:

— Скажите честно, разве он согласится остаться?

Буров долго молчал. Наконец сказал:

— Нет, полетит. Мы оба полетим, чорт возьми…

— Ну вот, теперь вы сказали правду. Он в цехе, да? Я сейчас побегу туда, и мы придем прямо к вам.

Она повернулась и почти бегом вышла из комнаты.

Вскоре она была уже около сборочного цеха. Из широких окон вырывались яркие полосы света, выхватывая из мрака росшие вдоль стен зданий топольки. Гудели станки. День и ночь здесь шла сборка все новых ракет.

Ольга резко открыла дверь цеха, на нее пахнуло теплом, запахом машинного масла. Она пробежала мимо жужжавших станков, отвечая торопливыми кивками на приветствия знакомых рабочих. Задыхаясь, поднималась она по стальной лесенке к застекленной конторке, где в эти дни обычно находился Алексей. Она стремительно распахнула дверцу и увидала его в ослепляющем свете не прикрытой абажуром яркой лампы.

Поставив ногу на стул и наклонившись над столом, он что-то объяснял мастеру, одетому в синий, запачканный маслом рабочий комбинезон. Оба они повернулись, и она увидела усталые серые глаза, остановившие на ней пристальный, изучающий взгляд. Она видела только эти глаза, окруженные глубокой тенью.