Где это он умудрился так пострадать? И тут в голове, словно огонёк свечи в темноте, забрезжили первые воспоминания: он летел на вертолёте и попал в аварию! Где же это случилось? Где-то над тропическим островом. Что за авария могла произойти? Вертолёт сбили из зенитно-ракетной установки. Выжил ли пилот и остальные члены экипажа и пассажиры? Неизвестно! А если воздушное судно сбили, вполне вероятно, он теперь лежит в больнице, которая находится на территории врага! Без памяти и без возможности ходить. Только это опять не объясняет, принадлежит он сам к капиталистическому лагерю или социалистическому. Однако лучше пока никому не говорить, что он помнит сам факт аварии. И ни у кого не спрашивать, в какой стране он находится. Если не скажут сами.
Дверь раскрылась, и в палате показался врач с зелёной папкой, облачённый в синий халат, на лице – очки в роговой оправе; лысый, высокий грузный и плечистый мужчина лет пятидесяти с небольшим, чем-то похожий на хряка или бегемота. За ним проследовали ещё два врача в белых халатах, мужчина и женщина лет сорока.
– Доброе утро, Эл, я доктор Эбер.
– Доброе утро, доктор Эбер, – кивнул пациент, отмечая про себя, что Эл – это действительно его имя.
– Я главврач, – продолжил он, – я главный здесь. Это госпиталь. Военная больница. Здесь мы лечим людей. Раненых солдат.
– Доктор Эбер, я понимаю, что вы не должны перегружать мозги только что вышедших из комы больных, но не надо разговаривать со мной, как с идиотом! – пациент позволил себе повысить голос, – мои мыслительные способности в норме!
– Вот как?! – изумился главврач, – невероятно! Но я не могу отрицать того, что вижу собственными глазами, как и всего, что с вами связано. Записывайте, – обратился он к своим спутникам. – Контакт возможен, сознание ясное. Психическое состояние под вопросом. Сколько пальцев видите, Эл? – врач показал ему ладонь с загнутыми двумя пальцами.
– Три.
При этих словах главврач убрал палец.
– Два, – доктор поднёс к ладони другую.
– Семь.
– Перечислите цвета радуги.
– Красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый.
– Сколько будет пятью пять?
– Двадцать пять.
– Шестью шесть?
– Тридцать шесть.
– Тринадцать умножить на четырнадцать?
– Сто восемьдесят два, – не раздумывая произнёс Эл.
– Первая столица Конфедерации?
– Андоза.
– Поднимите правую руку. Хорошо. Теперь левую. Теперь обе сразу. Ловите! – крикнул врач, кинув пациенту ручку, и тот с лёгкостью поймал её.
– Записываем, – обратился доктор Эбер к коллегам. – Пациенту не свойственны заторможенность, пассивность, рассеянное внимание, характерные для больных, вышедших из комы. Координация в норме. Способен перемножать двузначные числа, предположительно вышел из комы с интеллектом выше, чем у среднего здорового человека. Как вы себя чувствуете, Эл?
– Я бы сказал, что нормально, если не считать парализованных ног и потерянной памяти, – саркастично улыбнувшись, ответил тот, причём сам удивился, что произнёс это так спокойно, как будто речь шла об обычной простуде.
– Живот болит?
– Вовсе нет, – произнёс Эл, сняв одеяло и показав здоровый, покрытый свежей кожей живот.
– Знаете что, Эл. Вы самый удивительный из пациентов нашей больницы. Когда вас доставили сюда двадцать дней назад, у вас был переломан позвоночник, буквально выпотрошен живот и пробита голова, а именно череп. У вас была повреждена чуть ли не четверть правого полушария мозга, не говоря уже о том, что лицо обезобразили рваные раны и ожоги. Обычно таких кладут сразу в гроб, но ваше тело – единственное из найденных в сбитом вертолёте – подавало признаки жизни. А полковник Маур сказал, что вы должны выжить. Во что бы то ни стало.
И я согласился. Медицине известны случаи, когда люди жили и с одним уцелевшим полушарием мозга после операции: хотя наши нейроны не восстанавливаются, нейронные связи способны усложняться, и уцелевшие нервные клетки берут на себя функции повреждённых, в результате чего мозг восстанавливает работоспособность.
Мы сделали вам четыре операции на брюшной полости и одну на позвоночнике плюс немного пластики на лице. Однако после этого ваши органы пищеварения и печень регенерировали самостоятельно, даже шрамы от операций прошли. Позвоночник как-то сам сросся, а раненая часть головы покрылась плёнкой, под которой выросли черепная кость и – недостающие части мозга!
Эл задумался. Если прошло всего двадцать дней, то почему его мускулы значительно уменьшились? Похоже, организму требовалась биомасса для воссоздания повреждённых участков мозга и внутренностей – и в качестве её резерва пошла именно мускулатура. Не страшно, ушла – нарастим заново.
Читать дальше