Сергей Михайлов - Брешь в стене, или Визит астральных братьев

– Ну так уж и сто, – возразил Антонио, обнажив в улыбке два ряда ослепительно белых зубов. – А помнишь, Клод…

– Ха-ха-ха! – расхохотался Реналь. – Я-то всё помню, Антонио, а вот помнишь ли ты, как мы пятнадцать лет тому назад…

– О, я ничего не забыл! – воскликнул итальянец, топорща длинные усы.

– Чертовски рад тебя видеть, старина!..

Они стояли лицом к лицу, трясли друг друга за руки, хлопали по плечам, беспрерывно сыпали междометиями и восклицаниями – словом, столь бурно выражали свои чувства, что на шум прибежал сержант Мон и уставился на обоих друзей.

– А я решил было, что вас бьют, шеф, – осклабился он и тут же исчез.

Через два часа коллеги обсуждали детали предстоящей операции, знакомились с материалами и делились соображениями. Наконец комиссар Реналь не выдержал и захлопнул папку с документами.

– Всё! На сегодня хватит. Едем ко мне, отметим нашу встречу, как подобает старым друзьям. Мария будет рада тебя видеть.

Несмотря на имевшийся в его распоряжении служебный автомобиль, Клод Реналь предпочитал передвигаться по городу на своих двоих: во-первых, расстояния между возможными пунктами назначения были невелики, ибо невелик был сам город, а во-вторых, пешие прогулки, как небезосновательно полагал комиссар, полезны для здоровья, особенно в его годы. А было комиссару уже за пятьдесят.

По дороге друзья говорили о чём угодно, но только не о делах.

– Да, чуть не забыл, Клод! – хлопнул себя по лбу долговязый Антонио. – Есть у меня для тебя один загадочный сюжетик. Ты ещё не потерял интерес ко всякой чертовщине?

Реналь нахмурился. Он вспомнил о таинственном исчезновении Пьера Лебона и о последнем разговоре с ним.

– У меня тут своей чертовщины хватает, – невесело проговорил он. – Ладно, выкладывай. Что у тебя там стряслось?

– Стряслось, собственно, не у меня, – начал рассказ Антонио, – да и стряслось ли вообще, не могу сказать наверняка. Дело в том, что в ателье, где работает моя супруга, недавно появилась новая закройщица, некая Кристина Риччи. Буквально накануне моего отъезда сюда эта самая Риччи поведала моей жене странную историю. Вернее, даже не историю, а некоторые наблюдения, которые, правда, повергли её в сильное смятение, граничащее с ужасом. За неделю до этого признания синьор Риччи, супруг вышеназванной особы, мелкий служащий городской мэрии, как обычно, после трудового дня вернулся домой. Вернулся он поздно, но не это поразило её. Ещё до женитьбы Риччи был заядлым курильщиком, но сразу же после свадьбы курить бросил, так как внезапно выяснилось – причём внезапно как для него, так и для молодой супруги, – что табачный дым вызывает у Кристины сильнейшую аллергическую реакцию. В горле появляются спазмы, она начинает задыхаться – словом, ощущения не из приятных. Ты знаешь, Клод, что значит для курильщика бросить курить, но Риччи пошёл на этот шаг ради любимой женщины. И она по достоинству оценила его благородство – через год родила ему двух девочек-близнецов, которых по взаимному согласию нарекли Евой и Еленой. Но вернёмся к той роковой ночи. Началось с того, что Риччи вошёл в дом с сигаретой в зубах. В последующие дни, несмотря на резко ухудшившееся состояние здоровья супруги, он продолжай дымить не только вне дома, но и непосредственно в квартире. Кристину он вообще перестал замечать. Это и есть первая странность – резкая перемена в отношении к жене.

– По-моему, ничего сверхъестественного в этом нет, – пожал плечами Реналь. – Возможно, Риччи завёл кого-нибудь на стороне и потому перестал уделять внимание супруге.

– Погоди, это ещё не всё, – перебил его Антонио. – Вторая странность состоит в том, что Риччи с завидным постоянством стал называть одну из дочерей не Евой, а… Джоанной. При этом Елена для него так и осталась Еленой. Зато имя Ева вызывало у него сильное раздражение.

– Это уже интересней, – нахмурился Реналь. Тень страшной догадки закралась в его мозг.

– И третья странность, – продолжал итальянец, – основная: на правой щеке Риччи появился шрам.

– Шрам? Что же в этом странного? – снова пожал плечами комиссар.

– Погоди, Клод, погоди, – загадочно улыбнулся Антонио. – Хотя шрам и появился сразу, в один день, он не был похож на обычную свежую рану, а являл собой уже затянувшийся, не менее годичной давности, успевший побелеть, рубец.

Клод Реналь резко остановился. Лицо его выражало сильную тревогу.

– Так ты говоришь, до того злополучного дня шрама не было? – быстро спросил он.