Петр Ингвин - Живые тридцать сребреников

– Заедем в одно место, тебе понравится, – сказал папа. И подмигнул.

Значит, будет сюрприз. Сергей обожал сюрпризы.

Роботакс долетел до выбранной станции, где встал, как говорили, «в гараж» – отворявшиеся люки транспортных станций принимали крупную технику, чтобы не околела «на улице», и она пряталась внутри на время, пока пассажиры или экипаж решали свои проблемы.

Станция называлась «Северный полюс». В груди разлилось предвкушение чего-то необычайного, во рту выделилась слюна, как на сладкое. Это был вкус приключения. Северный полюс – самая теплая точка планеты. Если посчастливится, здесь можно увидеть воду, как ее представляют прочие граждане Конфеда – не спрятанную под лед и не заточенную в трубы или искусственные емкости. Здесь вода была не пленником, а хозяином. Над Калимагаданом светило четыре солнца, три из них, далекие и тусклые, не грели и чаще всего были невидимы за белой пеленой или скрывались в тени. К главному солнцу планета всегда обращалась одним полушарием. На северном полюсе всегда было светло и тепло. Температура, бывало, вырастала до минус двадцати, по местным меркам это считалось несусветной жарой.

В жару на полюсе просыпались гейзеры.

Сегодня здесь было жарко. Не «адское пекло», как выражались некоторые взрослые, но тоже неплохо. Двадцать пять ниже нуля.

На станции Сергей с папой пересели на легкий снегоход с мягкими гусеницами и возможностью движения на воздушной подушке. Папа набил багажник припасами – ящиками с зарядкой для репликатора, топливными элементами для ядерной печки, замороженными фруктами и овощами… Поверху, как особая ценность, была водружена герметичная коробка с натуральными ягодами и зеленью из поселковой оранжереи.

– Слышал про маяки? – спросил папа, когда отворившийся люк входа выпустил их на простор.

Сергей не просто слышал, он проходил их по истории родного края. При освоении планеты маяки ставили в гиблых местах, куда не стоило соваться ни людям, ни технике. Неуничтожимые природными силами сооружения из стали или камня для устойчивости строили в форме пирамиды. Такие маяки действовали во всей шкале радиоволн, охватывали полный световой спектр, вплоть до инфракрасного, и сообщали о себе в звуковом диапазоне от неслышимого, но неприятного рокочущего «инфра» до отвергаемого человеческим ухом пронзительного «ультра». Перемежаемые паузами вспышки и сигналы объявляли всему живому и неживому: «Не приближайся!»

Прошли годы, темных пятен на карте не осталось, каждая аномалия взята под контроль. Транспортные маршруты обходили районы маяков, потому что даже в чрезвычайной ситуации ни один пилот в здравом уме не сядет в опасное место.

Северный полюс был единственной точкой на планете, где опустившийся корабль мог утонуть.

Снаряженный снегоход несся по сверкающей пустоши, белые хлопья летели в лицо, дыхание и слова клубились дымком. Сергей с папой ехали в самое сердце зоны, на всех картах огражденной значками опасности.

– Мы едем к смотрителю маяка, – объяснил папа. – Некоторые думают, что он не в своем уме, но я не встречал человека мудрее и проницательнее.

«Смотритель маяка» звучало как название приключенческого мегафильма, и этот фильм шел сейчас, с Сергеем в главной роли. Ничего лучше нельзя представить. Сердце пело.

Смущало, что маяки давно отключили, то есть, смотрителя у них не могло быть по определению. Папа словно прочитал мысли:

– Смотритель маяка – это прозвище Матвея, на самом деле он, скорее, смотритель планеты. Возможно, даже ее хранитель. Последний хранитель.

Последний хранитель планеты? Сюжет фильма закрутился еще сильнее, из приключенческого он стал фантастическим, и все это, опять же, здесь, наяву.

Матвей. Сергей слышал это имя, к нему всегда прилагалось дополнение. Матвей Блаженный – так называли существовавшего на «проживалке» старичка, о котором достаточно произнести «юродивый», чтобы все поняли, о ком речь. Семьи у него не было, специальности, в которой он мог бы применить знания – тоже. В целом – безобидный псих. Как говорили, он постоянно жил по поверхности и нередко первым оказывался на местах крушений и других бедствий. Многие были обязаны ему жизнью. Комиссия по здоровью обследовала Матвея, отклонений не нашли. Вместо экстрасенсорных способностей у него обнаружилась вера в высшие силы и в жизнь после смерти. Древний старик доживал свои дни вне общества, оказать влияние на молодежь не мог, и его оставили в покое. Возможно, он не сам выбрал не спускаться в поселки. Ему запретили.