Мария Старко - Территория невероятностей. Albedo

– Пришло время красивых слов, – я поморщилась. – Слушай, ну что за чушь, а?

Хвальковска, однако, меня не слушала.

– Это так, – Ингрид готова была расплакаться. – Куда смотрели мои глаза? Это же все объясняет. Тогда ты не могла себе в этом признаться, потому что он вел себя… специфически. А дальше началась вся эта история с заклятьем.

– «Специфически», – передразнила я. – Мы все – и ты, и я, и остальные ребята – относились к нему, как к животному, даже хуже. Признай это. Сейчас я понимаю, что ничуть не удивляюсь его поведению. И до, и после известных событий.

Ингрид молчала, приоткрыв рот.

– Да, пожалуй, ты права, – наконец проговорила она. – Мы все не воспринимали Майло всерьез.

– Хочешь, я тебе расскажу, кто он? Растреплешь дальше – на меня наложат взыскание. Ну и пусть. Может, даже уволят. И к лучшему.

– Хлоя, я не…

– Помнишь старика Ларса Андерсена? Изобретателя «ящика»? Мы в школе по его биографии писали реферат, – я отпила из бутылки большой глоток вина. – Родился в 1937-м году. Старый уже. Жена – основатель благотворительного фонда. Долгое время жили в Осло, иногда работали в Тоомпеа. Старших детей возили с собой, а младшего… Тут уже интересно – в официальной биографии этого нет – младшего всучили няньке и отдали в специальную закрытую школу, в деревне за полярным кругом. Экспериментальная обучающая программа по магии. Ларс Андерсен был очень доволен. Младшего сына звали Эмиль Аксель…

Ингрид побарабанила пальцами по краю бокала:

– Неужели ты ведешь к тому, что…

– Эмилю Акселю в шестнадцать жутко надоела школа, папочкины визиты раз в месяц, скучные письма вечно занятой другими детьми матери и тоскливые звонки старшего брата и сестры, —продолжила я. – Он собрал свои вещи, подделал документы – очень сообразительный ребенок – и бежал через всю Европу в Германию. Никто никогда не видел младшего сына знаменитого Андерсена, так что парня никто и не узнал.

– Это очень странно. Ходили слухи, что Андерсен прячет младшего сына, потому что тот болен.

– Жена Андерсена помогает больным детям, видимо, слух пошел из-за этого факта, – хмыкнула я, – дело в другом. Я узнала, что брат и сестра Майло, Катерина и Франк, не стали мастерами магии. Они вообще не изучали её дальше школьной программы, понимаешь? Говорят, у них сбой именно в головах, они очень плохи в магии, не могут сканировать ментальный фон, не умеют преобразовывать энергию. По единичке по шкале Лернера. Может, Ларс рано это понял. Знаешь, будто природа отдохнула на старшеньких, а на младшем оторвалась.

Ингрид обескуражено молчала. Я тихо продолжила:

– А теперь представь, что скоро начнется: ВИПРА хочет обнародовать информацию о заклятье апокалипсиса.

– Ох, Хлоя. Завтра я буду надеяться, что это был твой бред, – подруга тяжело вздохнула и растянулась на диване. – Они хотят рассказать общественности о Майло и его замечательном заклятье?

– Да, – кивнула я. Это тоже была закрытая информация, но пропадать, так с песнями. – Они скажут, что он сын Андерсена. И что, если с этим самым сынком что-то случится, все живущие на планете отправятся на тот свет. Им зачем-то нужна возня вокруг всех этих старичков – Ремана, Андерсена, они колышут всю систему Комитетов, сеют панику как в рядах магов-профи, так и остальных людей. Продажи заклятий, журналов о магии и зачарованных предметов упали на сорок процентов со времен Хельсинского инцидента – люди начинают бояться магии.

– Они боятся Вортекса, – тихо сказала Хвальковска. – Все его боятся. Потому что не понимают, как он вообще может существовать!

Я вытянулась на ковре, уставилась в высокий затемненный потолок.

– А я вообще не понимаю, как мы все можем существовать, – ответила я. – В нашем безумном, смешном мире с магией и сотовыми телефонами, с интернетом и заклятьями в бутылочках. «Только сегодня – заклятье от прыщей с банановым вкусом! Зачаруй свое полотенце – и ты забудешь о прыщах!». Но мы существуем.

– Ты же знаешь, что должна отправиться в ВИПРА, – вдруг сказала Ингрид. – Ты же знаешь, что должна быть с Майло, что бы ни происходило.

Ингрид такая милая.

– Возможно, – пробормотала я. – Мне просто страшно.

Я закрыла глаза, думая о том, что все еще продолжаю врать, потому что не говорить правды – это то же, что и врать, просто с закрытым ртом. Потому что, раз уж Ингрид вспомнила это слово, мы обе любили Вортекса. Когда он был Веславом. И эта правда настолько горька, что я не знаю, как ее и рассказать. Кто, когда и как сможет объяснить Ингрид все это? Я хотела бы быть рядом с ней в этот момент.