А. Зарин - Приключение

— А ваш стоит?

— А наш — во — треснул, сердечный. Опять, крыша плоховата, а стоит! Можете быть покойны. Поживем. И комната есть.

— Отлично! — Сивачев опять налил стаканы. — Я собственно, для приятеля. Тоже пролетарий.

— Это нам все равно. У нас тут и кустарь живет и, вроде как нэпман, один — краски продает, лавочка у него и служащие есть. Всякие. Только нашего брата все же сила.

— А из каких это квартир у вас три окошка в глухой стене?

Иван Кириллович махнул рукой.

— С парадного подъезда. Самые такие богатейшие. По восьми комнат. Окна-то в глухой стене из людских комнат были или из кладовых ихних. Большие комнаты, а окно одно. Только в двух заколотили, потому комнаты совсем в разорении, а в одной живет. В пятом этаже. Старик один.

Сивачев невольно переспросил:

— Как старик?

Иван Кириллович кивнул.

— Чудодей такой! Знать Сергей Аркадьевич Заводилов. Служит в строительной конторе. Квартира-то раз разоренная в пятом этаже, и он в ней один. С собакой. Огромадный пес, что твой зверь.

— Один живет?

— Как есть. Обходительный человек, только чудодей. Ни к себе никого, ни сам никуда.

— Занятно. Вот бы у него и взять комнату.

— Ни к чему. Мы вам другую приспособим. Мы хорошего человека завсегда уважим. Я бы и сегодня…

Он допил пиво и мотнул головой.

— Сегодня не с руки. Я приду послезавтра.

Сивачев подозвал подносчика, расплатился и встал. Иван Кириллович с трудом поднялся и протянул руку.

— За угощение благодарим. Будьте покойны — с комнатой уважим.

Он заплетающимся шагом пошел следом за Сивачевым, и они вышли на улицу.

— Вон чудодей-то наш! Ишь пес какой, — сказал Иван Кириллович, тыча пальцем.

Сивачев увидел высокого худощавого старика с длинной седой бородой, в соломенной шляпе и длинном пальто. Рядом с ним шел огромный дог.

Старик открыл дверь подъезда, пропустил собаку и вошел следом за ней.

Сивачев оставил Ивана Кирилловича и медленно пошел по улице. Он был совершенно сбит с толку. Старик, собака, пустая квартира, а между тем каждый вечер в окошке появляется человек в ермолке и производит свои страшные опыты.

Сивачев остановился на углу улицы и оглянулся на стену. Вверху, отражая луч заходящего солнца, красным отблеском горело одинокое окно, и Сивачеву оно показалось зловещим кровавым пятном.

Вечером пришел Барсуков. Сивачев отворил дверь и увидел его с тяжелым металлическим треножником и с большим, видимо тяжелым свертком в руках.

— Возьмите эту штуку и тащите, — сказал, входя, Барсуков.

Сивачев ухватил треножник, запер дверь и вошел следом за Барсуковым к себе в комнату.

— Что это такое? — спросил он.

— Это? Это, уважаемый, астрономическая труба. Горы на Луне увидеть можно. Это не ваш бинокль. Теперь мы его как на ладони увидим. Сейчас установим.

Он развернул бумагу, и Сивачев увидел большую подзорную трубу.

Барсуков быстро прикрепил ее к треножнику и раздвинул.

— Теперь сделаем установку.

Он стал наводить трубу.

Барсуков стал наводить трубу.

— Вот! Поглядите-ка.

Сивачев приложил глаз. Прямо перед ним встало окошко, занавешенное шторой. Можно было видеть облупившуюся краску на переплете окна, швы на зеленой коленкоровой шторке и ржавое железо подоконника.

— Великолепно! — воскликнул Сивачев, — теперь мы все разглядим.

Труба стояла в глубине комнаты, на добрую сажень от окошка.

— Поставим стул, придвинем стол. Можно наблюдать по очереди, курить и распивать чай. Вот как! — весело сказал Барсуков.

Он закурил.

— Что-нибудь узнали?

Сивачев махнул рукой.

— Можно сказать — ничего. Вернее — путаница какая-то.

И он рассказал про свое исследование.

Барсуков покачал головой.

— Это подтверждает только, что существует какая-то тайная организация, что это не ученый исследователь, а какой-то, вернее какие-то враги.

— Старик и собака.

— Ну, да. Это для отвода глаз. Главный прячется.

— Что же будем делать?

— Отсюда наблюдать и изучать, а там наводить справки и расследовать. Прежде всего, кто этот Заводилов? Потом, что это за контора? Надо за ним следить. Пожалуй снять там комнату. А теперь будем наблюдать.

Он нагнулся к трубе.

— Началось, — сказал он, — теперь смотреть буду.

Он придвинул стул, сел на него верхом и приник к трубе.

Сивачев взял бинокль и взглянул на знакомое окно.