Джеймс Эдвин Ганн - Где бы ты ни был

– У меня нет с собой денег.

– Ничего, – вмешалась Эбби. – Ставьте сюда.

– Нет, мэм… – начал официант, но поднос сам собой опустился на стол, и он попятился прочь.

– Я, наверно, плохая дочь, – сказала Эбби, задумчиво взявшись за подбородок. – Па здесь понравилось бы.

– Не делай этого, – всполошился Мэтт. – Мало у нас хлопот…

Но Дженкинс, моргая и разя перегаром, уже угнездился на третьем стуле. Мэтт поспешно плеснул в стакан виски и выпил залпом. Алкоголь обжег горло, но больше Мэтт ничегошеньки не почувствовал и увидел, что стакан по-прежнему полон.

Дженкинс опомнился и понял, что дело плохо.

– Ты чего тут делаешь, Эб? И при параде вся. Подцепила парня с деньгами?

Эбби оставила вопрос без внимания.

– Если я о чем-то тебя попрошу, ты сделаешь?

– Само собой. Все что хошь. – Дженкинс присосался к бутылке, она забулькала.

Янтарная жидкость убавлялась исправно. Когда Дженкинс поставил бутылку и утер бороду, виски стало наполовину меньше, но напиток из стакана все так же отказывался проникать в Мэтта.

– Если я попрошу стукнуть мистера Райта по носу, стукнешь?

– А то. – Дженкинс сжал кулак. Борода мешала разглядеть его лицо – возможно, и к лучшему. – Мою девочку обижать? Слушай, Эб, что-то неважнецки он выглядит. Прям-таки и врезать ему?

– Не сейчас, но держи это в голове.

Мэтт расслабился и снова попытался опрокинуть в себя стакан – безуспешно. Ему вспомнились танталовы муки.

– А вот и копы! – взревел вдруг Дженкинс, поднявшись с бутылкой в руке. В зал вошли трое полицейских во главе с барменом.

– Только с законом не связывайся, – умоляюще сказал Мэтт.

Эбби зевнула.

– Что-то устала я. Никак уже полночь.

Дженкинс ринулся на полицейских, как бык. Потом все пропало, и Мэтт с Эбби опять очутились в хижине.

– А как же твой отец?

– Па, окромя выпивки, больше всего драться любит. Все, я спать пошла. – Она скинула туфли, легла, занавесилась одеялом.

Мэтт медленно пошел к своей койке. Был у Мэри ягненок. Сбросил туфли на пол. Белый как снег. Поправил занавеску, пошуршал и улегся не раздеваясь. Он ходил за ней. Полежал, слушая, как ровно дышит Эбби на другой койке. По пятам.

По прошествии двух мучительных часов Мэтт осторожно сел, взял туфли и на цыпочках, дюйм за дюймом, двинулся к двери. Приоткрыл ее на фут, протиснулся, снова закрыл.

На веранде скрипнула половица. Мэтт замер, подождал и заковылял, не смея обуться, по гравию.

Вот и машина. Мэтт, благословляя крутой спуск, сел, отпустил тормоз, выжал сцепление. «Форд», как призрак при луне, покатился, набирая скорость, под горку. После трудного поворота Мэтт включил фары и бесшумно притворил дверцу. Проехав так около мили, он запустил мотор.

Бежать!

Серый, уже душный рассвет застал Мэтта на заправочной станции. Кроваво-красное солнце, заглянув в пыльное, заляпанное мошкарой лобовое стекло, увидело небритого молодого человека в грязной рубашке и брюках, с воспаленными от недосыпа глазами.

Мэтту, опьяненному свободой, было все равно, как он выглядит.

Что это, Фэйр-Плей или Хьюмансвиль? Он слишком устал и проголодался, чтобы задумываться.

Можно резонно предположить, что Эбби, не зная, где он, его не найдет и не сможет сама телепортироваться туда, где не была раньше. В прошлый раз она навестила уже знакомые ей места в Спрингфилде, отца перенесла из родимой хибары, Мэтта вернула в хижину, где жила.

Хижина! Вместе с сонным заправщиком к Мэтту пришло осознание, что все его деньги остались там вместе с одеждой, пишущей машинкой и папками.

Нащупав что-то в кармане брюк, он вытащил оттуда бумажник. Четыре доллара наличными, триста в дорожных чеках.

– Полный бак, – сказал Мэтт.

Когда же он успел взять бумажник? Может, тот все время лежал в кармане? Мэтт мог бы поклясться, что в коктейль-холле его не было, и смутно припоминал, что оставил его в пиджаке. От неуверенности – а может, от голода – ему стало не по себе. К похищенным Эбби деликатесам он вчера почти не притронулся.

– Где тут можно прилично поесть? – спросил он, получая сдачу.

– Грузовики видите? – показал заправщик, старикан в комбинезоне. – Обычно, когда они стоят у кафе, можно не сомневаться, что кормят там вкусно, но здесь это не показатель. Кормежка паршивая, зато достопримечательность имеется, Лолой звать. В других местах все равно закрыто еще, – крикнул старик, когда Мэтт отъехал.

Мэтт припарковался рядом с одной из фур. Лола, значит? Нет уж, хватит с него женщин в ближайшем будущем.