Эдвард Даль - Игра с отражениями (оборванная исповедь)

А наутро, как это часто случается с детьми, температура резко упала, и я проснулся там, где свет не раздражает, а радует глаза, где переночевавшая рядом с кроватью игрушечная машинка сама просится в руки, чтобы отправиться в путешествие по одеялу, где звуки стали ясными, а слова понятными, где так вкусно пахнет от принесённой мамой чашки с наваристым куриным бульоном, на поверхности которого среди поблёскивающих монеток жира плавают крохотные кубики подрумяненных гренок.

А потом меня кормят с ложки.

И вот, едва заглотав этот потрясающе ароматный и вкусный бульон, я в совершенно неудержимом порыве любви и благодарности вскакиваю на ноги на кровати и, несмотря на мамины протесты, бросаюсь к ней на шею.

А она? Ну, разве дано ей меня оттолкнуть?

В одной руке, на отлёте, мама продолжает держать опустошённую чашку, а другой – обнимает меня, прижимая к себе. Я же тыкаюсь лицом в то место, где мамина шея переходит в плечо, и по-щенячьи жадно втягиваю носом её запах – запах безопасности, запах заботы, запах жизни, запах любви…

Вот, что это было. Наверное, в приписываемом Фрейду утверждении, будто мужчина для любви ищет женщину, похожую на мать, что-то всё-таки есть. Во всяком случае, мне показалось, что я нашёл объяснение и той стремительности, с которой развивалось моё чувство к Диане, и той притягательности, которой она для меня обладала. «Мамин запах» вряд ли стал в процессе нашего сближения главным элементом, но, видимо, он разбудил у меня в подсознании какие-то спавшие до этого точки роста, из которых с неизбежностью должно было возникнуть что-то гораздо большее, чем обычная симпатия, скоротечная влюблённость или необременительная связь…

Но для начала мне очень помог Хайм Гершель. Вечеринка продолжалась, и он по мере углубления состояния опьянения заметно терял интерес к проблемам земли обетованной, но зато всё более отдавался во власть собственных мужских инстинктов. Внешне это выглядело, как довольно примитивные домогательства, чем, по сути, и являлось.

После пива с водкой непривычный к такому пойлу Хайм уже не очень хорошо понимал, где и с кем находится. Он довольно бестолково кружился по полутёмной комнате, что, видимо, должно было означать танец, периодически спрашивал у пространства: «Почему у вас здесь так тесно? – а, набредя на любую из девушек, тут же хватал её за руку и начинал тащить куда-то в угол со словами: – Детка, поедем ко мне, тут недалеко…» Однако Дженни к этому времени уже находилась под плотной опекой Акселя, который всякий раз могучим корпусом легко оттеснял Хайма от своей дамы. Сарра девушка самостоятельная и решительная, со смехом, но очень умело отпихивала впавшего в неадекват босса в сторону, после чего тот, потеряв ориентацию, вновь отправлялся в блуждание между столами. Что касается Дианы, то она, едва уклонившись от первой же такой атаки, сама пригласила меня потанцевать, а я уже до конца вечеринки не отпускал её от себя.

Я сразу почувствовал, что очень хочу ей понравиться.

Я, вообще, люблю нравиться людям, и мне это по большей части удаётся. Рецепт, собственно, не нов и не сложен: немного такта, малость эрудиции, чуток щедрости, несколько великодушия, самоирония и юмор по потребности…

В желании нравиться именно женщинам гораздо больше примитивно-инстинктивного, поэтому я, как всякий самец, имел обыкновение «распускать хвост» в присутствии любой мало-мальски привлекательной особи женского пола, добавляя только в уже известную рецептуру пару дополнительных ингредиентов: более или менее тонкую лесть относительно внешности предмета внимания (как дань сексизму), а также подчёркнуто уважительное отношение к проявлениям дамского интеллекта (в качестве уступки феминизму).

Нельзя сказать, что в подобных случаях я действовал как-то специально расчётливо и цинично. Нет. Всё это получалось у меня вроде бы спонтанно. Но, анализируя свои взаимоотношения с людьми post factum, так сказать, я каждый раз замечал, что придерживаюсь некоторой схемы. А впрочем, если приглядеться, жизнь по разного рода схемам – это, скорее всего, удел любого нормального биологического существа и в том числе человека, некая программа, заложенная в нашей наследственности, которая позволяет более или менее успешно выживать в окружающей природной и социальной среде. Все наши жизненные циклы, все наши морали и законы – суть схемы.

Систематически выходить за их рамки дано только гениям и преступникам. И, чем больше они себе это позволяют, – тем чаще гибнут.