А. Седых - Башня континуума. Владетель. Том 1

Гордон, как она заметила, немедля расстроился. Непонятно, отчего. Наверное, сам хотел отшлепать их ужасного ребенка.

– Как у тебя рука поднялась… за что?

– А что Макс заладил, что хочет стать лесорубом? Как маленький.

– Виктория, ему пять лет!

– Знаю, но в его возрасте, между прочим, уже пора и соображать что-нибудь. Ты еще скажи, что в детстве тоже хотел стать лесорубом! Ха! Ха!

Гордон, конечно, не мог сказать ничего подобного. Когда ему было пять, он мечтал лишь об одном. Когда-нибудь наесться досыта. В сиротском приюте, где он вырос, дела с питанием обстояли… не ахти. Он помнил, как приходилось копаться в мусорных баках в поисках объедков. И воровать доводилось тоже. Ничто так не убивает надежды, мечты и возвышенные притязания, как постоянное чувство голода. Он был совершенно счастлив, что сына заботит что-то совершенно другое. И что плохого в профессии лесоруба? Непонятно. Достойное занятие. Для настоящего мужчины, разумеется, а не для плаксивого маменькиного сынка.

– Ты, кажется, говорила про ванну, птенчик. Так ступай. И разденься.

– Раздеться?

– Само собой, птенчик. Ты ведь не будешь принимать ванну одетой.

Чуть позже, в облаках пара, горячих брызгах, ароматах сандала и розового масла, они предались любви. А потом, когда пар остыл, и они тоже остыли, он крепко прижал ее к себе. Виктория увидела, как его лицо, расслабившееся и размякшее от недавнего удовольствия, вновь делается больным и опустошенным.

– Гордон, да что случилось?

– Ничего.

Прелестно. Тогда откуда взялись военные с оружием? И почему у него было такое страшное лицо? Осторожно, вкрадчиво, Виктория забралась мужу в голову. Там увидела она нечто странное и очень пугающее. Болотная тина, обрывки перепачканного грязью тряпья, маленькие кости, кровь, смерть и ярость. Жуткие видения начали тонуть в ослепительном сиянии его просветления. Испугавшись навеки затеряться в бескрайних торосах ледяного света, Виктория поспешно выбралась обратно. Второпях она причинила Гордону сильную боль, потому что лицо его исказилось, и он, оскаля зубы, лихорадочно схватился за левый висок.

– А! Черт! Голова!

– Что такое? Болит?

– Да вот вдруг прихватило, черт знает, что это такое.

Виктория еще не до конца приноровилась обращаться с не столь давно обретенными ею… способностями. Надо было впредь вести себя аккуратней. Убить Гордона она бы не убила, но могла причинить ощутимый вред его здоровью, и без того пошатнувшемуся из-за вегетарианской диеты и бесконечных медитаций.

– Дай поцелую, и все пройдет. Так лучше?

– Нет. Не лучше. Принеси мне таблетку.

Виктория принесла аспирина Эймса. Он проглотил, запив водой, покосился на нее подозрительно, и даже пальцем погрозил.

– Ты мне это… смотри.

– Да, мой глупенький. Я буду смотреть, а ты ложись.

– А ты?

– Я лягу попозже, у меня… еще есть дела.

– Дела? Какие дела, Виктория?

Кажется, он и не ждал ответа, да и не до того ему было. Заснул он мгновенно, едва уронив тяжелую голову на подушку. Виктория позаботилась о том, чтобы крепкий сон его не прерывался до утра, прошептав над ним слова.

Древнее заклинание обладало столь чудовищной мощью, что в доме в тот же миг остановились все часы, на своих постах провалились в беспробудный сон охранники, в будках, повизгивая, задремали злющие сторожевые псы, отключилось электричество, прекратили работать камеры слежения и сигнализация.

– Абракадабра, – пробормотала Виктория.

Точеное лицо ее несказанной славянской красоты стремительно и неприятно переменилось. Светлые волосы потемнели и зашевелились на голове, будто корона Медузы-Горгоны, аккуратный курносый носик приобрел очертания вороньего клюва, а розово-перламутровая кожа замерцала бледно-зеленым, отраженным, флуоресцентным светом.

– Я ненадолго, пупсик.

Хорошо, что муж ее не слышал. И не видел. Пожалуй, он бы не пережил той обыденности, с какой Виктория вытряхнула из кармана халата ключ, отперла одно из отделений шкафа и достала оттуда метлу. В ее пальцах, заряженных черной магией, прозаический предмет домашней утвари ожил и завибрировал, наполняясь иным, потусторонним смыслом. Внезапно налетевший сильнейший ветер с глухим стуком отпер оконные ставни и сорвал с Виктории халат. Лунный свет расчертил паркетный пол на ровные квадраты, и в этом призрачном геометрическом свете она застыла на мгновение, обнаженная, с дерзко торчащими сосками налитых грудей, узкой талией, длинными стройными ногами и лебяжьим пухом между ними.