Олесь Бердник - Призрак идет по земле

- Номер триста двадцать пятый! - послышался громкий возглас начальника охраны. - Почему не работаешь?

Я согнулся, остервенело долбя ломом камень.

Миас ехидно хихикнул.

- Вот так, парень, день за днем... - прошептал он, складывая камни в штабеля. - На тебя будут беспрерывно кричать, словно на животное, называть номером. Ты привыкнешь, внутренний бунт постепенно угаснет. Ты захочешь сохранить себя, свое здоровье. А потом... Потом будешь считать, что все это в порядке вещей.

- Ложь! - прохрипел я. - Все равно убегу!

- Как?

- Не знаю. Как угодно!

- Поймают, - уверил Миас. - Наша полиция имеет такую агентуру, что беглецу некуда податься. Разве за границу.

- Пусть поймают. А я снова убегу!

Миас покачал головой, тяжело вздохнул.

- После побега здесь не оставляют. Видишь гору? Там, за нею, есть специальная каторжная тюрьма. Наша в сравнении с той - курорт. Вот туда ты попадешь! Тюрьма Маро-Маро.

- Разве оттуда нет путей?

- Оттуда, парень, разве что дух уйдет. Ни днем, ни ночью не выйдешь на воздух. Вонючая камера, пойло, фунт черного хлеба. И так до смерти. Теперь понял?

Да, я все понял. Шутки здесь плохи. Любой шаг грозит смертью. Оставалась тоненькая, почти невидимая ниточка надежды. Надежда на провидение!

Второй путь - ждать. Авось выживу. Пройдет десять лет. Я выйду на свободу. Люси дождется - я знаю. И снова мы заживем радостно, дружно...

Но дожидаться в этом аду? Среди бесконечного унижения? Среди побоев? Под лучами палящего солнца, под дыханием зимних стуж? Напрасные мечты. Несколько лет никчемного прозябания, а потом смерть!

Я решил - пусть лучше сразу смерть!

- Если решил уйти, - прошептал Миас, - выбирай ночь, когда туча с моря. Гроза смоет след, собаки не найдут. Перейдешь реку Еро - там уже легче.

- Спасибо, Миас!

- Кстати, гляди. Видишь, над горой темнеет? Туча...

Я задрожал от внутреннего напряжения. Глубоко вдохнул воздух.

- Туча с моря? - переспросил я.

- Да. Если решил, уходи сегодня. Отложишь раз - потеряешь силу воли, привыкнешь. Станешь таким, как я...

На склон горы, где мы работали, налетел вихрь. В воздухе закружились тучи пыли. Солнце быстро садилось за горизонт, наливалось багрянцем, темнело.

- Будет сильная буря, - сказал Миас, - Когда-то и я в такие минуты готовился и... ни разу не попробовал.

- Кончай работу! - прозвучала над карьером громкая команда.

Надзиратели шли вдоль рядов каторжников, принимали инструмент. Мы сложили ломы и кирки в кучу, присели на камне отдохнуть.

- Попрощаемся? - тихо спросил Миас.

Я молча кивнул.

Миас крепко пожал руку мне, поспешно отошел в сторону. К нам приближался надзиратель, Он проверил инструменты, подозрительно взглянул на нас.

- О чем говорили? - крикнул он. - Почему мало работали?

- Как и вчера, - смиренно сказал Миас.

- Молчать! Еще раз увижу - накажу!

- За что? - не выдержал я.

- Молчать! - налился кровью надзиратель. Резко размахнувшись, он ударил меня дубинкой.

В голове потемнело. Я застонал, но сдержался. Молчание! Молчание! На карту поставлено все...

- В колонну! - крикнул надзиратель.

Построившись в ряды, мы двинулись к дороге. Зазвенели цепи. Зарычали собаки. Десять рядов. Тридцать каторжников.

Двадцать карабинеров и десять собак окружали колонну. Молча шли мы к своей тюрьме. Добраться до нар, прилечь, протянуть занемевшие ноги.

Туча ползла медленно, но неуклонно. Она затягивала непроницаемой пеленой звезды. Загрохотал гром. В зарешеченном окне замерцало зеленоватое пламя молнии, четко выделялись на фоне грозового неба вышки.

Я тихо поднялся с нар. Прислушался. Тишину нарушало лишь грохотанье грозы да храп каторжников. Я быстро вытащил пилочку, начал пилить общую цепь. Дело пошло на лад. Тонкий волосок лез в металл, как в масло. За четверть часа я освободился от кандалов. Схватив сверток у изголовья, тихонько сполз с нар. Кто-то коснулся моего плеча. Я вздрогнул, оглянулся. Миас!

Старый каторжник протягивал ко мне костлявые руки. В сверкании молний я увидел, как блестели слезы на его глазах.

- Пусть бог благословит тебя, сынок! - прошептал он. Пусть хоть тебе повезет!

Он поцеловал меня сухими губами в лоб. Я кинулся к окну, остервенело заработал пилочкой. Гроза бушевала, заглушая тонкое визжание.

За полчаса я распилил несколько прутьев, отогнул их, с трудом вылез наружу. Упал на скалистую землю, замер на мгновение, прислушиваясь. Влажный, грозовой воздух ударил в лицо, наполнил легкие, хмельная волна прокатилась по всему телу. Но я недолго лежал. Нельзя было терять ни секунды!