Андрей Силенгинский - 13/13

Я на себя словно со стороны смотрел. Это, наверное, самая правильная ассоциация. Вот сидит капитан Погорелов, недовольный, раздраженный, желающий поскорее попасть домой, но осознающий, что хрен что из этого получится. Непонимающий, на что бывший «болван» Бородинский рассчитывает, но понимающий, что на что-то все же рассчитывает явно. И от этого еще более раздраженный…

И я вроде бы отчетливо понимаю, что этот самый Погорелов – я и есть. Только вот исключительно умом понимаю, а не душой, сердцем или еще какой печенкой. Все проблемы Погорелова для меня – чужие и посторонние. Как и радости, впрочем.

Хорошо, что длится эта стадия недолго. Дурное дело нехитрое, ломать – не строить, и все такое прочее. Маска Бородинского начинает наползать на меня по всем фронтам. Осторожно, неспешно, прощупывая путь перед каждым шагом. И тоскливое ощущение пустоты исчезает.

…Я болею за «Спартак». Это почему-то влезает в меня едва ли не самым первым. За «Спартак», как это ни нелепо для полицейского. А куда деваться, если «спартачами» были и отец, и дед, если я в четыре года впервые на трибуне надел красно-белый шарф. По этому поводу постоянно возникают пикировки с коллегами, обычно шуточные, но иногда, под воздействием винных паров…

…Обожаю грузинский коньяк. В молодости предпочитал армянский, но несколько лет назад изменил ему в силу обстоятельств – и обрел новую любовь. А водку не признаю вообще, в случае чего предпочту остаться трезвым. В последний раз пил ее на похоронах отца. Стакан за стаканом и так и не сумел опьянеть…

…Не переношу банкетов, фуршетов и прочих алкогольно-массовых мероприятий. Если уж пить – то в тесной компании людей, с которыми есть о чем поговорить. В идеале – тех, с кем есть о чем помолчать…

…Странные они – мужики, предпочитающие блондинок. Или брюнеток, рыжих, шатенок. Никогда не мог их понять. Что за разница, какой цвет волос? Вот длина – другое дело, длинные женские волосы – мой маленький фетиш…

…Машина должна быть мощной и быстрой. Это важнее, чем внешний вид и комфорт салона. Потому что машина – тот же дикий зверь, и чем он сильней, тем сладостнее пьянящее чувство превосходства, когда его укрощаешь. Мужчина – это охотник и воин, что тысячи лет назад, что сегодня…

Процесс наложения ускоряется. Становится невозможным отделить одну волну от другой, они нахлестываются, накатываются все вместе, со всех сторон, быстрее, быстрее…

Легкий щелчок в голове. Хотя я и без него понимаю, что наложение закончилось. Надо потом перепрограммировать этот звук на чипе, пусть будет как сигнал микроволновки. Дзынь! Я хмыкаю и встаю с кресла, с хрустом потягиваясь.

– Как дела, Дмитрий Николаевич? – вопрошает Инквизитор.

Прежде чем ответить, я с улыбкой всматриваюсь в его лицо. Скуластое славянское лицо с большими иудейскими глазами. Забавно это выглядит.

– Дурак ты, Инквизитор, и шутки у тебя инквизиторские, – говорю беззлобно. – А дела у Дмитрия Николаевича сейчас ничего себе так. Лучше чем вчера на целую сумку золота и бриллиантов.

– Это надо бы исправить, – улыбается глазами Инквизитор.

– Займемся незамедлительно, – уверяю я. – Не покладая живота своего. Ой, то есть, это рук не покладая, а живота не щадя. В общем, разберемся, что там класть, а что щадить.

– Самочувствие?

– Здоровье в порядке, спасибо зарядке! – рапортую, выпятив грудь колесом. – Нет, в самом деле, очень легко маска легла. Как тут и былó. Совершенно случайно Саныч угадал – психотип близкий. И чего это я до сих пор сам не догадался ювелирный ломануть?

Инквизитор задает еще пару-тройку вопросов. Положено. Должен он убедиться, что я действительно в порядке, а не бравирую. Что, значит, в обморок не грохнусь в самый неподходящий момент. Интересно, кстати, а какой момент для обморока можно считать подходящим?

К Тимощуку захожу без стука.

– Здорово, Павло!

– Почему бы и не здорово, – соглашается он. – Ты уже?

– А так не видно? – интересуюсь. – Не замечаешь волчьего оскала и коварного прищура глаз, свойственных преступному элементу?

– Да кто ж разберет, может, ты водки хряпнул, вот тебя и перекосило.

– Какое примитивное мышление, с кем приходится работать! Давай, гражданин начальник, допрашивай! – падаю в кресло.

Работа следователя с «болваном» действительно напоминает допрос. Я ведь сейчас ментально Бородинский, родная мать не отличит. Есть у меня по сравнению с ним маленький изъян – не знаю я ответов на вопросы. Но и преимущество имеется – в желании сотрудничать со следствием.