Кирилл Берендеев - Добролюбов

- День был рабочий, это я хорошо помню. Надо было бы взглянуть в календарь, прежде чем с вами встретиться, - сокрушенно вздохнул он.

- Это верно. И особое внимание уделить моей биографии. Я отродясь не был в Санкт-Петербурге, не говоря уже о том, что и мои предки в нем не жили, в этом я уверен совершенно. Более того, я...

- Вы, тот, что говорить со мной сейчас, и не были, - прервал меня молодой человек. - А я говорю о вас том, что из Санкт-Петербурга шагу не сделал. О том, кто прожил двадцать восемь лет и не оставил после себя ни следа, ни памяти. О вечном студенте, всю жизнь проведшем в "меблирашках" подобной той, что вы снимали у госпожи Галицкой, большую часть своей неприхотливой жизни, и оставшемся после смерти ей должным за три месяца, равно как и булочнику напротив, у которого вы, еще задолго до нашего знакомства, подрабатывали мальчиком на побегушках. Впрочем, это самое начало вашей бездарной карьеры.

- Вы сказали, "до нашего знакомства", я не ослышался?

- Вы вспомнили, нет? - я покачал головой. - Жаль, чрезвычайно жаль, капитан. Видимо, эта ваша жизнь каким-то образом напрочь отгородилась от предыдущей. Давайте тогда зайдем с другой стороны. Вы не против?

Я был не против, хотя эта комедия начинала мне надоедать, несмотря даже на странный огонек интереса, все более и более разраставшийся где-то в глубине. Молодой человек продолжил:

- Многим вашим знакомым могло показаться странным ваше увлечение русской литературой конца XIX - начала XX века. Эдак от Тургенева с Достоевским, до Шмелева и Осоргина. Кстати, вышеназванный Федор Михайлович как писатель очень вам был симпатичен, особенно его повести и романы, относящие читателя в Санкт-Петербург прошлого века, зловонный, полный нечистот и миазмов, чудовищ и святых в их обличье, гениев и безумцев, копошащихся на самом де человеческого общества, в отбросах, доставшихся им от сановных господ. Вам странно нравились их нелепые мысли, абсурдные поступки, сама невыносимая жизнь изо дня в день в подвалах и под самой крышей. Вас притягивали пьяные и нанюхавшиеся кокаина подонки в среде коих обитали герои романов писателя, вы подчас ловили себя на мысли, что все это - странно дразняще знакомо вам. А если вас и притягивали описания высшего света, то примерно тем же, что и предыдущий мир - разгулом на всю катушку, низменностью душевных побуждений, ежели таковые вообще имели место, бессмысленностью и бездарностью проживаемых дней, час за часом на протяжении всего повествования. Не правда ли, сколь схоже то, о чем я повествовал вам немного раньше, с этим описанием сценок из "Преступления и наказания" и "Идиота"?

- Весьма схоже, - согласился я.

- Да и как все вы тоже были социалистом. Вы курили дешевый опий в компании себе подобных, ругали статьи в газете "Речь", правительство, Думу, губернатора и мечтали все отнять и поделить. В итоге вас изгнали из кружка этих недоучек социал-революционеров, в общем, понятно, за что, учитывая все вышесказанное, и последние три года вы провели в тщетных попытках разобраться в причинах нынешнего падения, мечтали отомстить всем и вся, а затем задумались об отмщении и себе тоже. И если первое у вас не вышло в любом случае, то на втором пути вас ждал некоторый успех.

- Любопытно, - заметил я, глядя как молодой человек чинно наклоняет голову, отвешивая мне долгий поклон. При этом глаза его неотрывно следили за мной, и воспользоваться ситуацией оказалось невозможным. Да и не думаю, что я стал бы этим пользоваться. - Приятно, что меня хоть что-то ждало.

- Очень приятно, капитан. Я же говорил вам, что вы любили читать разного рода рекламы, это давало вам определенный настрой на день. Вы отмечали несколько разнообразных объявлений в газете, потом завтракали в "зале", если так можно назвать комнатенку на первом этаже, где обыкновенно собирались два раза в день жильцы доходного дома, позавтракав же немедленно уходили. Знаете, капитан, я думаю, все наши проблемы заключались в том, что вы скверно и совершенно неправильно питались. Вы то морили себя голодом, доказывая, что есть еще порох в пороховницах, и для подпольной работы еще сгодитесь, вот только не приглашал никто, считали волю и холодный разум превыше велений жаждущего яств желудка, потом же спускали все накопленное в загуле. Ежели бы вы ели побольше мяса, капитан, и поменьше отвратительных подовых пирожков с требухой, мы бы с вами никогда не встретились бы.

- А вы знаете, сколько стоила тогда хорошая вырезка, нет? - неожиданно для самого себя выпалил я. - Это вам не копеечные обеды у госпожи Галицкой, один фунт говядины мне обошелся бы, по меньшей мере...