Чарльз Бомонт - Земля задаром

Энтузиазм охватил Аорту. Он взирал на все это как истинный гурман, но он был профаном в заготовках. Тем не менее, он начал действовать.

Совсем немного времени отнимал у него уход. Терпеливо очищал он огород от сорняков, листьев и всего того, что нельзя было есть.

Он мыл, чистил, связывал. Наконец варил. Он собрал все, что можно было готовить, и разрезал в виде геометрических фигурок на столах, стульях и делал это до тех пор, пока еда не была готова.

Вот тут началось! Первым следовал аспарагус — в алфавитном порядке. Он жевал и жевал; далее следовали свекла, сельдерей, ревень. Глоток воды, и новый плод пережевывался Аортой, пока он не дошел до салата. К тому времени начало щемить желудок, но это была сладкая боль; он лишь глубоко вздохнул и, медленно пережевывая, покончил с последним куском.

Тарелки блестели первозданной чистотой. Все было съедено.

Аорта испытывал чуть ли не сексуальное удовлетворение, что для него означало — на сегодня довольно. Ему даже не рыгалось.

Счастливые мысли нашли на него. Две величайшие страсти были удовлетворены; значение всей жизни символично выступало в форме обобщенного человеческого образа. Он думал только о двух вещах.

Случайно он взглянул на свой огород. То, что увидел, напоминало сиянье посреди тьмы. Там, где-то в конце огорода, слабое, но отчетливое.

Словно бронтозавр, попавший в западню. Аорта поднялся со стула, дошел до двери и вышел в огород, который лелеял, словно дитя. Он проковылял, шаркая ногами, мимо растений, отбрасывавших уродливые тени.

Казалось, что сияние исчезло, он огляделся, щуря глаза, стараясь привыкнуть к лунному свету. А потом он увидел это! Белое растение, лепестки которого походили на ветви пальмы, это был лишь цветок, вернее, то, что от него осталось.

Аорта был удивлен. Цветок рос на дне ямки у высохшего дерева. Он не мог вспомнить, откуда здесь было взяться яме, видно, очередные проделки соседской ребятни. Как хорошо, что все удалось вовремя съесть.

Аорта наклонился над краем ямы и простер руку к светящемуся цветку, но рука не дотянулась до него.

Он не отличался особым проворством, но все же наподобие художника, кладущего последний мазок, он наклонился сильнее и — бац! — полетел с обрыва ямы вниз. Дурная голова — теперь нужно карабкаться наверх. Но цветок… Он нащупал дно ямы, цветка не было. Аорта поднял голову, и его поразило, что дно было глубже, чем он полагал, а цветок развевался на ветру на краю, где он только что стоял.

Боль в желудке стремительно нарастала, с каждой минутой усиливаясь. От боли распирало ребра.

В тот момент, когда он понял, что ему не выбраться, он увидел цветок в лунном сиянии. Он напоминал руку, большую руку человека, негнущуюся, с восковым оттенком, растущую из земли. Ветер подхватил ее, легко понес, роняя землю на лицо Аорты.

Он подумал, оценил ситуацию и начал отчаянно карабкаться. Но боль была настолько сильна, что его скрутило.

Вновь подул ветер, и в яму посыпалась земля. Вскоре странное растение начало раскачиваться из стороны в сторону, и земля прямо-таки повалилась в яму. Все больше и больше.

До этой минуты Аорта не нашел подходящего момента, чтобы закричать, но тут он закричал. Кричал отчаянно, но его никто не слышал.

Супруги Сантуччи обнаружили соседа лежащим на полу перед несколькими столами. На них стояли тарелки, сверкая чистотой. Его живот был раздут до такой степени, что ремень, пуговицы, молнию было невозможно расстегнуть. Он походил на большого белого кита, подымающегося из морской пучины.

— Обожрался до смерти, — заключил Сантуччи.

Он подошел к покойнику и убрал с его лица крошки земли, рассматривая их. Он подумал о том…

Он старался не думать об этом, но когда вскрытие засвидетельствовало, что в желудке покойного было несколько фунтов земли, и ничего больше, то Сантуччи с неделю не спал.

Они отнесли тело Аорты сквозь заросший сорняком пустой двор, мимо высохшего дерева, за забор из камней.

Они положили его под стену, на которую наползали заросли. Небольшой знак на стене, выведенный безвкусно, но по всем правилам правописания.

Ветер дул абсолютно бесплатно.