Олег Быстров: Амадей (СИ)

Юноша включил музыку - ещё раз, с самого начала, - и взял сосуд...

Зародившись едва слышно, плавно и напевно нарастала нежная мелодия. Скрипичные пассажи, как набегающие на берег волны... "Вечный покой". Но не было покоя в этой чудесной музыке. Наоборот, росло напряжение, хор набирал звук, сочность, наполненность. Ласковые волны превратились в грозные валы... А потом взрыв: "Услышь! Услышь!" - уже не пели, а стонали мужские и женские голоса. "К тебе! К тебе!..", - вторили себе же...

По звонкой поверхности кубка, по самому его краю, побежит строгий геометрический узор, вздымающийся пиками. Византийский стиль - как горные хребты, как солдаты в строю, один к одному. Но между ними - бутоны, разнотравье, многослойные фигуры наподобие французской королевской лилии...

А следом музыка поплыла по кругу. "Господи помилуй!" - вихрем, вьюжным каким-то кружением... Молитва? Просьба? Или утверждение? - а может требование прощения? Да, требование! - и в конце мощно, до крайности уже - вверх, как восклицательный знак...

Второй линией - цветы, чем-то похожие на тюльпаны. И один бутон - вверх, а другой вниз, и в сердцевине тот самый восклицательный знак! Классический античный стиль. Быть может, таким узором расшивали мантии римских консулов...

А потом "День гнева" как взорвавшаяся бомба! Тревожно и зябко... А следом... Воронка! - это воронка, понял Амадей! Мелодия затягивала в сияющую бездну, сопротивляться не было ни сил, ни желания... Скрипки запели уже совершенно безумно, закружилась голова... И вдруг музыка оборвалась на высокой ноте...

Барокко! Конечно, - кольца с нежным ажурным рисунком по окружности! Переплести их осторожно, одним, едва заметным касанием... Соединить легко и невесомо, а всё вместе - бездна, та самая, затягивающая...

"Трубный глас" оправдал название на все сто: сочный баритон внятно выводил торжественную латынь. Подхватил тенор - согласие, согласие... Все мы дети одного мира... Когда вступил женский голос, Амадей заплакал. Покой изливался на мятущуюся душу... Согласие. На троне Судия. Соблазн отринут.

Амадей латыни не знал. В школе говорили как-то, что это язык "мёртвый", тогда зачем держать подобное в голове? Но сейчас он всё понимал. Слова незнакомого языка, что произносили певцы далёкого венского хора, складывались в сознании ясно и однозначно. Без всякого перевода...

Тут будет череда фигур, похожих на сердечки. У каждой округлое нежное тело, и сложная структура внутри - расходящиеся побеги, то ли листья, то ли плоды... И острия... Они, эти острия, истончаясь и суживаясь опасно, вновь обратятся в сердечки! И так без конца... Под лёгким касанием фрезы... В классическом стиле...

"Царь... Царь... Царь потрясающего величия!" - мощные аккорды откликались, казалось, прямо в сердце... Музыка жила своей особой жизнью, но в то же время завораживала, не оставляла безучастным. И вдруг напряжение в хоре упало, голоса зазвучали тише. Будто зашелестели...

Готический образ! Переплетённые окружности, центры которых нужно соединить прямыми линиями. Получатся ромбы - геометрически строгие и фигурные. И всё завязать в один нервный неразделимый узел - чтоб жёсткая устремлённость прямых рассекла мягкие обводы окружностей!

Дальше!..

Дуэт мужского и женского вокалов, "Вспомни", - зыбкая, ускользающая нить понимания всего сущего... Накладываясь, вторя друг другу, голоса сообщали тайну бытия. То, что каждый узнаёт при рождении, но забывает с течением жизни, теряя безвозвратно... "Вспомни..." Откуда всё начинается и куда, в конце, уходит.

Викторианский узор. Что-то вроде трилистников, бесконечно повторяющихся. Кончики листков то закруглять, то оставлять острыми - череда счастливых находок и невосполнимых потерь. Зебра, смешение белого и чёрного в берёзовой рощице. Но если приглядеться, то белого всё же больше...

А потом... он взошёл на Голгофу. "Ниспровергая злословящих". Пассажи скрипок вонзались в тело, как занозы с шероховатого дерева креста... Того самого, плохо оструганного, который пришлось нести на плечах вплоть до печальной горы... "Призови меня!.. Призови меня!.." Господи помоги!..

Тоже готический орнамент, но другой. Сказочный, фантастический. Чудовища с львиными головами, выгнув спины, сплетясь хвостами, крадутся в лабиринте расходящихся коридоров. Голгофа! Грандиозное в трагическом, багровое на золоте...

А потом Амадей плакал. Слёзы, сдерживать которые не было сил, да и желания тоже не было, стекали по щекам светло и благоговейно. "Слёзный день", Лакримоза... Счастливы будьте, люди... Аминь в конце музыкальной фразы, разделённый певцами на два слога, звучал как крест человеческих страданий.