Давид Барлен - Ачи и другие рассказы

Затем появляются калики-перехожие, «Иисус Христос с двумя апостолами». Происходит исцеление Ильи. Он вскакивает, потчует калик пивом, отпивает затем сам, чувствует «здравие в себе великое», подносит каликам вторично, отпивает и сам опять, после чего чует в себе

Илья потчует калик в третий раз и отпивает снова. Он чувствует при этом, что его сила

После этого калики дают ему указания, как достать богатырского коня, с какими богатырями бороться и кого избегать, открывают ему кое-что из его грядущей судьбы. Илья Муромец выполняет все сказанное, достает себе коня, берет благословенье у отца и отправляется в Киев

Дорогой он освобождает Чернигов и берет в плен Соловья-Разбойника, которого убивает затем во дворе князя Владимира. После этого происходит его вышеописанная встреча со Святогором.

Как бы ни рассматривать тридцатитрехлетнее сиденье «сиднем» Ильи Муромца: с точки ли зрения физической — считая его больным паралитиком, с точки ли зрения духовной — в смысле его полной беспомощности и бездеятельности в духовном мире, или допуская одновременное сосуществование того и другого, параллелизм духовных и физических явлений, согласно принципу Тайноведения, что все материальное, физическое является лишь внешним выражением, внешним откровением духовного — то все же не подлежит никакому сомнению, что Илья поднимается со своего ложа для активной деятельности именно в силу изливающегося на него импульса Христова, воспринимает его всем своим существом — ибо импульс Христа пронизывает всего человека — и следует за ним. В чем заключается этот импульс?

Миссия Христа состоит в том, говорит Рудольф Штейнер, чтобы «принести человеку в душу внутреннюю самостоятельность, полную силу „Я“ [22] По приведенным здесь отрывкам, освещающим с известной точки зрения миссию Христа, применительно к пониманию былин, — нельзя, конечно, создать себе полного представления о Христософии в свете Тайноведения. . Отдельное „Я“ должно почувствовать себя вполне самостоятельным и обособленным, вполне само-в-себе-стоящим, и сближать человека с человеком должна только любовь, приносимая в виде свободного дара. Через Христов принцип должна войти в земную миссию любовь, все более и более возвышающаяся над материальностью и все более возносящаяся в духовное. Любовь произошла из низших форм, связанных с чувственностью. В первые времена человечества те любили друг друга, кто были связаны кровными узами [23] В этом смысле нужно понимать кн. Левит, XIX, 18: «Не имей злобы на сынов народа твоего; но люби ближнего твоего, как самого себя». , и считалось чрезвычайно важным, чтобы любовь имела этот базис кровного родства. Христос пришел, чтобы одухотворить любовь — чтобы, с одной стороны, вырвать ее из уз, коими стягивает ее кровное родство, с другой — чтобы дать силу, импульс для духовной любви. В среде последователей Ветхого Завета мы видим в полной мере выраженным то, что можно назвать: принадлежность к групповой душе, как основа отдельных „Я“ в коллективном „Я“. Мы видели, что выражение „я и отец Авраам — одно“ имеет большое значение для последователя Ветхого Завета; оно обозначает погруженность в сознание, что та же кровь, которая текла в жилах отца Авраама, течет и в нем, последователе Ветхого Завета; он чувствовал себя погруженным в целое» 37.

Эту характерную принадлежность древнего сознания к коллективному «Я», к общей групповой душе, с замечательной прозорливостью уловил А. Котляревский. «В эпоху юности народов», говорит он, «когда они не перешагнули еще своего природного состояния, человек почти на сознает себя, как отдельную личность, но спокойно и без намерения, без истинного знания и воли — действует, как член великого целого и живет только им, только в нем и с ним. Личность совпадает с совокупностью всего народа, исчезает в ней, а потому — как сознание человека, так и сами чувствования его являются не в особенной единичной форме, а коллективно: что сознает и чувствует он, то сознают и чувствуют все его соплеменники» 23.